— Если Келиос отдаёт её тебе, то лишь потому, что ему уже не под силу справиться с ней. Ты молод и силён и сумеешь доставить ей радость, — промолвил мой сосед и по-братски положил мне на плечо руку.

Мне опять предложили кружку, и своеобразный вкус вина, отдающего маком, вновь распространился по моим членам, подобно некой таинственной силе. Меня вновь охватила сладостная слабость, породившая новый туман. Я погрузился в мечты. Ко мне приблизились лепестки роз, и в каждом цветке лежала обнажённая девушка. Они протягивали руки, а вблизи танцевали Гайя и Айза. Они обе домогались меня, и я безвольно стонал:

— Я люблю вас, я люблю вас!

Я принялся всё громче бормотать что-то несвязное. Один из мужчин пододвинул мне блюдо с орехами. Я отставил его и пьяно настаивал:

— Нет, я хочу есть цветы, хочу, чтобы передо мной прямо сейчас танцевала Айза. Позовите её...

— Пей, царевич! — произнёс какой-то человек и опять протянул мне кружку.

— Нет, — простонал я, — это мне уже не на пользу.

— Всё, что доставляет радость, на пользу. Разве это вино не принесло тебе счастья?

— Конечно, конечно, — прошептал я. — Но у меня такое ощущение, будто я лишился всякой воли. Я так устал, что готов улечься прямо на земле, словно больное животное. Но я — царевич, и мне не пристало корчиться на земле, подобно какому-нибудь мямле. И я не стал бы водить дружбу ни с кем, кто не знает меры, не умеет владеть собой, держать себя в руках. Сделать ребёнка какой-то глупой уродливой девице из одного лишь сладострастия невозможно, — возвысил я голос. — Такие вещи допустимы лишь по взаимной любви. Мы должны стать благороднее, иначе мы просто скоты. Самое страшное, отчего страдает мир, — заметил я со всей серьёзностью, — это не зло, а наша слабость. Человечество, лишённое идеалов, не что иное, как клубок ленивых червей.

Мужчины поднялись.

— Пойдём с нами! — позвали они. — Ты увидишь такое, чего уже никогда не забудешь.

Спустя несколько минут мы очутились в каком-то доме, где были приготовлены самые соблазнительные яства. Меня окружали мужчины в причудливых одеждах, необычной обуви и с замысловатыми причёсками. Колеблющееся пламя светильников озаряло нечто, что испугало меня. Почему многие мужчины одеты женщинами, а красивые девушки — уличными шлюхами?

Мне хотелось пить, я глотал воду, и она казалась мне отборным вином. Почему же я захмелел от неё? Почему немного позже мясо напоминало на вкус яблоко, а рыба — оливки?

Внезапно я перестал ощущать вкус поглощаемой пищи и уже не мог отличить мясо от фруктов. Потом я заметил рядом мужчину с длинными волосами. У него были огромные, как у совы, зрачки, а нос напоминал хобот, и всякий раз, когда он разевал рот, я видел громадную дыру.

Мне показалось, что глаза этого человека заглядывают прямо мне в душу. Меня обдало почти болезненным жаром подобно тому, как гигантская пенящаяся волна сперва яростно набрасывается на скалу, чтобы затем покорно отхлынуть назад. Мой мозг был словно парализован. Волны набегали и откатывались, несколько секунд я был без сознания, а потом опять пришёл в себя.

Только теперь я заметил, что стены помещения, в котором я находился, были отделаны разными позолоченными украшениями. Картина, нет, скорее фриз изображал женщин, которые ползком пробирались через тростник, преследуемые мужчинами. Или это были кентавры?

Каждый мой нерв снова чувствовал болезненное тепло. Эти волны жара всё учащались и усиливались. Ощущения, которые они порождали, приводили меня в экстаз. Неожиданно я очутился в море света, переливавшемся такими чистыми, гармоничными красками, какие можно увидеть только в радуге.

Помещение пересекала нагая девушка, почти ребёнок, предлагая каждому ложку какой-то зеленоватой кашицы.

Спустя несколько минут мне показалось, что я летаю. Внизу я заметил огромную пирамиду, блестевшую на солнце, словно золото. Это зрелище закрыла какая-то пелена, и теперь пирамида предстала моим глазам сложенной из гигантских дынь. Я растерянно всматривался в эту гору зелёных плодов. Потом я сидел на верблюде, меха которого почти невозможно было заметить под сверкающими драгоценностями, украшавшими его. Песок под ногами верблюда был усеян крупицами золота. Меня окружали изысканные благовония, и со всех сторон я слышал музыку сфер. Мимо мелькали тысячи радуг.

Я возликовал, потому что стал властелином природы. Духи света и цвета, духи запаха, духи музыки и движения повиновались отныне мне.

Девушка, обносившая всех зелёной кашицей, стояла теперь на небольшом подиуме. Она исполняла танец. Движения её тела походили на движения змеи, длинные чёрные волосы обвивались вокруг плеч и обрамляли небольшие груди. Танец становился всё темпераментнее, а из уст девушки временами вырывались громкие стоны.

Я как заворожённый смотрел на юную танцовщицу. Какое-то время она вся была воплощением движения, неподвижными оставались только ступни, она словно приросла к полу. Она раздвигала в танце колени и разводила бёдра, однако её ноги продолжали находиться на прежнем месте. Она то резко подавала вперёд лоно, то принималась вращать бёдрами.