— Говорят, что и критяне помогали изгнать гиксосов из Египта.

Я посмотрел на него и с сомнением произнёс:

— Возможно, но лично я в это не верю.

— Почему?

— Культура твоей родины лишена воинственности: те немногие солдаты, которые у вас есть, — неважные воины. Вероятно, ваша помощь заключалась в предоставлении судов, на которых вы, опытные мореплаватели, доставляли в Египет ахейцев. С тех пор мы союзники.

Я снова задумался и потом сказал, что на воинов, вернувшихся из Египта, произвёл немалое впечатление тамошний культ мёртвых, и они принялись переделывать примитивные захоронения в гробницы. До того времени у нас покойникам клали в могилу только небольшую глиняную вазу. Отныне они стали получать всё необходимое для загробной жизни: оружие, украшения и столовую посуду. Многим клали на лицо золотые маски, как у египтян, а некоторых владык подвергали бальзамированию.

— Удивительно, — признался я, — ты, критянин, которому суждено однажды найти упокоение в толосе Платаноса, служишь нам, микенцам?

Задумчиво глядя на волны, окружавшие корабль, он негромко ответил:

— Мой народ утратил веру в себя и больше не в силах помочь себе сам. Начался разброд, все ссорятся из-за пустяков, этим пользуются мнимые цари, которые на деле оказываются болтунами и обманщиками. Во время гибели Крита я, двадцати лет от роду, оказался на греческом судне, державшем курс в Западную Африку. Это спасло мне жизнь, потому что гигантские волны не достали нас. Если я, критянин, служу вам, то делаю это только оттого, прости меня, благородный царевич, что верю, что тем самым помогаю своей родине. Крит снова воспрянет, когда почувствует сильную руку — сильную, но милосердную. О тебе говорят, Минос, что ты мудр. — Помолчав, он продолжал: — Я плаваю уже более трёх десятков лет, повидал удивительные вещи, которые никогда не забуду: чудовищ, способных проглотить корабль; чёрных, будто эбеновое дерево, женщин с благородными, безгрешными телами, напоминающих скорее богинь. Я видел радуги, сверкавшие, будто райские тропики, и зверей, каких не увидишь даже во сне. Но всё это ничто, благородный Минос, по сравнению с тем счастьем, которое я испытываю оттого, что именно мне позволено доставить тебя на Крит!

— Ты ведь знаешь, — осторожно заметил я, — что мы намерены завоевать твою родину. И это не мешает тебе быть счастливым?

Он мечтательно посмотрел на меня:

— Ты спасёшь Крит, вновь подаришь ему счастье. У нас многие страдают от голода. Пожалуйста, благородный Минос, научи мой народ опять смеяться.

Я медленно прохаживался взад и вперёд, погрузившись в свои мысли. Одного взгляда мне оказалось достаточно, чтобы убедиться — судно прибавило ход. Мне казалось, что даже тучи, собравшиеся отовсюду, хотят подарить нам свежий попутный ветер. Я залюбовался игрой волн, и мне почудилось, будто на них пляшут тёмные тени...

— Это корабли-призраки, — таинственно прошептал капитан, приблизившись ко мне. — Они прокляты и обречены до скончания века бороздить моря. И когда шторм приводит воду в сильное волнение, белые кости утопленников поднимаются из глубины на поверхность и пляшут на волнах, словно обломки застывшей лавы.

Десять дней спустя в предрассветных сумерках перед нашими глазами появились пока ещё неясные очертания берегов Крита. Потом я разглядел горы, которые всегда играли важную роль в жизни острова. Они одаривали столь драгоценной водой, посылали облака и источали прохладу. Они служили прибежищем, наблюдательным пунктом и храмом. На нас, приближавшихся к ним с севера, горы производили сильное впечатление — они казались нам колыбелью богов.

Меня одолевали противоречивые чувства. Отец желал, чтобы мы завоевали Крит по возможности бескровно. Он постоянно внушал, что нам следует вести себя так, чтобы жители острова видели в нас освободителей и спасителей. Но что будет, если они станут обороняться и дело дойдёт до серьёзных стычек?

Каждому боевому кораблю было указано, куда причаливать. Перед каждым была поставлена своя задача. По мере приближения к берегам Крита я всё больше задумывался о войне и мире, о страданиях и радости. Что принесут с собой ближайшие часы?

Капитан стоял рядом со мной.

— Жители различаются по своим обязанностям, — пояснил он. — Первая и самая важная группа населения — жрецы, за ними идут воины, на третьем месте — крестьяне, а на четвёртом — ремесленники.

— Воины? — переспросил я. — А мне говорили, будто Крит не нуждается в воинах, что его города не обносятся оборонительными валами...

— Во многих местах существует охрана. — Он повернулся, чтобы отдать кое-какие распоряжения. — На острове мало воинов, поскольку война не является для нас необходимостью, она всего лишь форма обороны. Но Криту всё время приходилось защищаться от пиратов и торговых конкурентов. Ведь создавались новые рынки, а это не всегда обходится без применения оружия. Не будем забывать, что каждый дворец был центром той или иной сферы влияния, и это неизбежно приводило к раздорам. Во все времена спорили из-за охотничьих угодий и пастбищ, за право владеть источниками воды и пахотными землями. Так что каждому царю требовались солдаты. Для мелких стычек, разбойничьих набегов и отражения нападений вполне хватало пращников, лучников и мечников. Более крупные военные операции проводились только в благоприятное время года, то есть с весны до осени. Завоёванные земли разграбляли и затем сжигали дотла, а их жителей превращали в рабов. Впрочем, так происходит повсюду, — по-деловому добавил он.

— Я-то считал, — ответил я, помедлив, — что критяне, обладая такой высокой культурой, были некогда миролюбивым народом!

— Видишь ли, царевич, — заметил он, — каждый человек борется за своё существование, будь он крестьянин или пастух, рыбак, ремесленник или торговец. Повсюду существуют господа и слуги, победители и побеждённые, и древняя мудрость гласит, что победитель обладает властью, а вместе с нею и всеми правами. Имеется, правда, ещё один мотив для завоевания деревень, — заметил он как-то двусмысленно.

Я вопросительно взглянул на него, и он ответил, что победитель, чаще всего владелец дворца, раздаёт завоёванные деревни вместе с живущими в них крестьянами жрецам храмов и солдатам. Так он вознаграждает их за оказанные услуги.

— Через считанные часы, — печально сказал он, — мы причалим к острову, население которого всё ещё страдает от голода. Многие жители умерли. Могу представить себе, как оставшиеся в живых дрались за каждую горсть ячменя. И вот приходим мы, сытые и богатые, мы — чужеземцы. Я очень удивился бы, если бы они встретили нас благожелательно.