— Да, он сказал, что нас должны представить калифу. Но чтобы вот так, в этакую рань?..

Куан улыбнулся.

— Ты недоволен тем, что тебе не дали поспать? Так надо. В своё время я всё объясню.

— Но мой друг нуждается в лечении.

— Я приложил мазь, но, чтобы она подействовала, необходимо время.

Зороастро изобразил на лице отвращение.

— С виду плесень, а воняет точно женская промежность.

— Это и есть плесень, — сказал Куан, — но её целительная сила поразительна. Вы сами в этом убедитесь.

Леонардо заинтересовался, но Куана расспрашивать не стал. Его внимание отвлеклось на что-то иное — он не мог сказать, на что именно, но только чувствовал, что на причалах и улицах что-то не так. Здания складов образовывали высокую серую стену и были частью системы крытых улиц — этакий огромный караван-сарай, нитью паутины тянувшийся в сердце города, что был гигантским лабиринтом, столь же враждебным, как внутренность улья. Однако примыкающие к причалам улицы были забиты народом: рабы грузили и разгружали суда, купцы и надсмотрщики приглядывали за ними, нищие и святые дервиши, одетые в лохмотья, тянули руки за милостыней, торговцы в тюрбанах и одеждах из грубого хлопка наперебой предлагали свой товар. Но сам город казался сотворённым из теней; лишь яркий свет солнца мог облечь плотью призраки людей, собак, верблюдов, ослов и мальчишек, что играли в прятки на узеньких крытых улочках.

Тяжёлые запахи тмина, базилика и куркумы смешивались с вонью мочи и испражнений, людских и животных; и Леонардо не мог отделаться от ощущения, что вот-вот на них свалится какая-то опасность.

Слишком тихо...

Уличный шум стихал, когда приближались Куан и солдаты, словно беда уже поджидала их. Каждая тень была предвестием опасности, ощутимой, быстрой, живой. Даже Куан нервно озирался, потом пожал плечами и сказал:

— Не тревожься о своём друге, Леонардо. — Но эти слова были сказаны настолько запоздало, что потеряли всякий смысл.

Они шли по узким улочкам, утренним базарам; их окружали плотные запахи табака, жареных орехов и кофе.

— Куда мы идём? — спросил Леонардо.

— Во дворец калифа, — сказал Куан.

— Мы встретимся с Деватдаром там?

— Нет, маэстро. Когда ты увидишь своего друга Никколо и женщину Айше, тогда ты увидишь Деватдара.

— О чём ты говоришь?

— Прежде чем предстать перед калифом, Деватдар должен выкупить тех, кто попал в рабство к турецким пиратам. Эти последователи ислама во многом похожи на мой народ. — Тут Куан улыбнулся, словно довольный собой.

— Так где же он сейчас? — взволнованно спросил Леонардо. Мог ли он даже осмелиться подумать, что когда-нибудь снова увидит Никколо и Айше? Как фантом, проплыла она в его памяти; и мгновенная острая тоска по ней уязвила его, точно Айше была живым воплощением Джиневры и Симонетты, их духа, их объединившейся души.

— Скорее всего, именно сейчас покидает гавань.

— С мессером Колумбусом?

— Комманданте Колумбусом, — поправил Куан. — Нет, Колумбус возвращается домой, благодарение Богу — потому что калиф неминуемо обвинит его в проигрыше битвы и гибели мусульманских воинов. Здесь Колумбуса не ждёт ничего хорошего.

Широкая мощёная, ещё римская улица, по которой они шли, была пуста. Внезапно Куан подал знак солдатам укрыться под стенами. Поздно!

Леонардо услышал шелест стрелы.

Стрела ударила Куана в грудь. Он согнулся от удара, но остался невредим. Под одеждой у него был доспех.

Посыпался ливень стрел. Солдаты укрылись под стенами, но были готовы к неизбежному, каковым оказалась вопящая толпа людей в тюрбанах и со скимитарами. Леонардо выхватил меч, и тут же клинок с чавканьем вошёл в чьё-то тело; он даже не мог сказать, были ли те, кого он убивал, вражескими солдатами или же он бился с тенями — тенями из плоти и крови. Он дрался за жизнь, разя каждого, кто возникал перед ним; и в кровавом мареве схватки Леонардо чудилось, что лязг мечей и доспехов — это звон церковных колоколов, зовущих к заутрене или вечерне... колоколов, истекающих кровью.

Спустя несколько секунд — или минут — Леонардо вспомнил о Бенедетто. Где он? Леонардо огляделся, отыскивая взглядом носилки с другом, но в мешанине тел и ног его было не найти.

Он размахивал мечом, чувствуя, как сталь врубается в кости и мясо; и мальчишка перед ним — лет четырнадцати, не старше — пронзительно взвизгнул, когда из его вспоротого живота вывалились кишки, оттягивая и пятная девственно-белый лен одежды. Мгновением раньше этот мальчишка был дымом, призраком, тенью, бросившейся на Леонардо с окровавленным скимитаром.

Леонардо услышал свой голос, бормочущий молитву, хотя он не верил ни в христианского Бога, ни в иных богов. Но сейчас, на миг, когда воин-дитя рухнул перед ним — поверил. Но времени не было, потому что на него снова напали, а потом...

Потом всё кончилось — словно враги испарились, исчезли тараканами в мельчайших трещинах и дырочках мостовой. Тишину нарушало лишь хриплое дыхание людей, пытавшихся унять бешеное сердцебиение.

Леонардо отыскал Бенедетто — тот был жив и в сознании. Солдаты, что несли носилки, их и обороняли. Пусть Бенедетто был чужак — защитить его было делом их чести. Зороастро и Америго отделались несколькими царапинами.