Потрясённый, Леонардо всё же спросил, почему Уссун Кассано хочет убить сына.

Он не удивился, услышав ответ.

Игры были жестокими, хотя погибло всего трое, двое из них — персидские подданные. Приехавшие с Уссуном Кассано татары были яростными бойцами и умели управлять конями при помощи одних ног, так что и мамлюки и персы равно оказывались в проигрыше у своих противников в конце каждого пыльного заезда. Это был грубый турнир, без показного блеска Лоренцовых состязаний — не спектакль для публики, а подготовка к сражению. Ни Уссун Кассано, ни Кайит Бей не демонстрировали своего мастерства, хотя все знали, что никто не может сравниться с ними в бою — равно с мечом или копьём. Женщины наблюдали за состязаниями открыто и из-за ярких ковровых пологов. жёны и дочери египтян, отделённые от мужчин, были в накидках и длинных ржаво-чёрных одеяниях; персиянки же носили алые шелка, браслеты и вплетали в волосы золотые монеты. Они были так же громкоголосы и непосредственны, как шлюхи, которые плевались, вопили и всячески подзадоривали мужчин.

Сандро и Америго искали Леонардо и нашли его позади толпы, окружавшей место игр. Он строил планы. Идеи, образы и воспоминания кружились в его мозгу, как частенько бывало с ним перед тем, как провалиться в сон; но сейчас Леонардо был за гранью сна и усталости, и граница между реальностью и кошмаром стёрлась начисто. И он смотрел, как солдаты мчатся друг к другу, крушат друг друга, повергая на пыльную землю. Мальчики — одетые, как солдаты, в железные кирасы под цветным шёлком — стояли на сёдлах идущих галопом коней и крутили копья. Юный раб-мамлюк балансировал на деревянной спине коня, что лежала на клинках мечей двух скачущих всадников.

— Леонардо, — позвал Сандро, — как ты?

— Всё хорошо, Пузырёк. Просто я устал. — Леонардо улыбнулся и кивнул Америго.

— Спасибо... что спас мне жизнь, — сказал Сандро, старательно пряча глаза от Леонардо. — Мне представлялось, что калиф — искатель правды, гуманист, как наш Лоренцо. Я давал ему советы, как давал бы Лоренцо, и рассказывал о том, что видел. Я рассчитывал по меньшей мере на его защиту.

Леонардо резко глянул на него.

— Знаю, — сказал Сандро, — здесь везде уши. Я буду осторожен.

— Твоя откровенность и доверчивость вечно доводят тебя до беды, — сказал Америго, и Сандро лишь растерянно улыбнулся.

— Странный из тебя вышел посол, — заметил Леонардо.

Сандро принуждённо рассмеялся.

— Ещё бы! Но дело своё я, во всяком случае, сделал. Я возвращаюсь во Флоренцию.

Удивлённый, Леонардо спросил:

— Ты сказал об этом кому-нибудь?

Калиф конечно же задержит Сандро здесь, пока он, Леонардо, не убьёт сына Уссуна Кассано.

— Рабу калифа, Куану. Он всё приготовил. Он сказал, что ты уезжаешь этой ночью.

Леонардо кивнул. Оставалось лишь продолжать игру. Возможно, ему удастся отвертеться от убийства принца.

— Я еду с ним, Леонардо, — сказал Америго. — Лоренцо обещал мне защиту; дома мне ничто не грозит. — Он вздохнул; Сандро, без сомнения, рассказал ему, какая участь постигла его семью из-за заговора Пацци. Семья Веспуччи вела с Пацци дела. — А ты, с тобой всё будет в порядке?

Леонардо кивнул. Их словно разделил меч, как Тристана и Изольду [114] . Сандро и Америго не осмеливались говорить ни о чём серьёзном. Что они знали — Леонардо мог только догадываться. Так, в меланхолическом настроении, они следили за последней игрой, которая называлась kabak. На поле установили высокие шесты, увенчанные золотыми и серебряными сосудами. На самом деле сосуды были клетками, и в каждой сидел голубь. Всадники по одному бешено мчались к мишеням и, поравнявшись с шестом, выпускали стрелы. Когда искусный стрелок поражал мишень, испуганная птица вспархивала из клетки и уносилась прочь. Победителей Кайит Бей награждал лоскутами от «летучего шара», а также золотыми и серебряными сосудами.

Зрители хлопали и кричали; потом всеобщее веселье переросло в ссоры. Тут появились телохранители калифа, и толпа испуганно отпрянула.

Шорох рассекающих воздух клинков.

— Смотри, Леонардо, — сказал Америго. — Вот твои изобретения; их доставили сюда, чтобы произвести впечатление на персов.

— А заодно и на солдат самого калифа, — добавил Сандро, и Америго одарил его неприязненным взглядом, потому что здесь и на самом деле повсюду были уши, и кто знает, который из солдат, рабов или шлюх окажется знатоком тосканского наречия?

Невероятно — но так же невероятен был меч Куана у горла Сандро.

Леонардо пробился вперёд, чтобы лучше видеть.

Всё верно. Зороастро воплотил в жизнь его наброски. Одетые в чёрный шёлк мамлюки скакали на лошадях, запряжённых в колесницы, на которых были укреплены косы. Они мчались по полю, как призраки, всадники низко пригнулись к гривам кобыл. К каждой колеснице прикреплены были по четыре огромные иззубренные косы, соединённые со ступицами изогнутыми стержнями. Косы были само изящество и мощь, одновременно устрашающие, уродливые и прекрасные — машины для сбора не урожая, но людей, их рук, голов и ног, словно всё это были трава либо колосья.

Леонардо не мог сдержать восторга, хотя и отвернулся, когда калиф, чтобы показать, как убивают колесницы, велел бросить на поле собаку.

За колесницами последовали ещё двое коней — они везли лёгкую пушку на колёсах, похожую на связку органных труб. Всадники остановились, спешились, повернули орудие к большой роще финиковых пальм и подожгли фитили. Двенадцать стволов выпалили разом, снеся верхушки пальм. Толпа зашлась в радостных воплях. Один канонир повернул рукоять, переменив траекторию стрельбы, другой в это время перезаряжал стволы. Грянул новый залп... потом ещё один...