— Прекрасно, Нери, и как же нам это есть? — поинтересовался Сандро.

— А это уж твоё дело, друг мой. — Нери уселся и принялся разделывать фазана.

Но от птицы на тарелке Леонардо несло, как от выгребной ямы. (

— Ничего не ешьте, — сказал Леонардо, в основном для Никколо. — Лучше нам уйти отсюда той же дорогой, которой пришли.

— Ты плохой игрок, Леонардо, — вздохнул Нери. — Сам устраиваешь разные штучки, а от других ждёшь почтительного отношения.

— Но я никогда не подсовывал тебе под нос дерьма.

— С моей едой всё в порядке, — сказал Никколо.

— И с моей тоже, — отозвался Сандро.

И тут наверху раздался страшный треск. Все трое подскочили в испуге, но их просто отвлекли — когда они снова глянули на стол, на месте фазанов и колбасок стояли большие серебряные миски с салатом.

Сандро с отвращением фыркнул и так оттолкнулся от стола, что едва не упал.

— Что там? — спросил Леонардо.

— Взгляни сам.

Леонардо увидел, что в зелени копошатся черви.

— Нери, с нас довольно. Никколо, Сандро, пошли отсюда.

— Ну-ну, друзья, у вас нет чувства юмора, — примирительно сказал Нери. — Всё это сделано в шутку, впечатления ради, и сознайтесь — впечатление оно произвело.

— Сейчас не время для столь гротескных розыгрышей, — сказал Леонардо. — И с нами ребёнок.

— Это правда, что среди нас молодой человек, но разве он здесь не для изучения жизни и её тайн?

— Ты говорил с Зороастро и Бенедетто, — заключил Леонардо.

Нери кивнул и улыбнулся.

— Разве может быть лучшая ночь для того, что я задумал? — обратился он к Сандро. — Святая ночь, ночь перед Воскресением. Ночь, чтобы запомнить холод и сырость могилы, чтобы созерцать вечный сон и червей, пожирающих плоть. Будь чудо Господа нашего Христа обыденным, не будь оно столь устрашающим в самой своей чистоте и сверхъестественности, это было бы недостойно Господа. Разве это не то, чему мы должны учить детей?

Раздался ещё один резкий внезапный шум, на сей раз в отдалении.

— Мы уходим, Нери, — сказал Леонардо.

— Ох, перестань, пожалуйста. Я сейчас отведу вас к вашим друзьям... в не столь пугающее местечко.

— Нет уж, спасибо.

— Но, милые друзья, — сказал Нери, — вам не выйти отсюда без провожатого. Без света.

Свечи вдруг разом погасли, оставив лишь залёгшие во тьме тени.

— Ну, вот, — продолжал Нери. — Пойдёте вы теперь со мной к гостям? Обещаю, вы славно повеселитесь.

— А как же ребёнок? — спросил Леонардо.

— Вряд ли меня можно считать ребёнком, — сказал Никколо.

— Торжественно клянусь, — проговорил Нери, — что, если и случится какая-нибудь неприятность, юноши при этом не будет. Я устрою так, чтобы его проводили домой. Ты сам его проводишь, если пожелаешь. Или Сандро. Но, уверяю вас обоих, уйти вам не захочется. Об этом вечере будут говорить и годы спустя. И, Сандро, уверяю тебя, он устроен по святому поводу.

— Я считал, что — в честь Симонетты, — сказал Сандро.

— Так оно и есть, — согласился Нери.

— Тогда где она?

— Здесь, уверяю тебя. Но отыщешь ли ты её — зависит от тебя. — Свеча у Нери в руке занялась, будто по волшебству. — А теперь... прошу за мной. — Он открыл дверь и вышел.

Ни у Леонардо, ни у Сандро не было выбора; оба не спускали глаз с Никколо.

— Вот и пришли, — сказал Нери и через массивную, обитую оловом ореховую дверь ввёл их в огромный сводчатый зал, большие камины которого и высокие стрельчатые окна затягивала чёрная ткань. В зале было так много шандалов и ламп, что Никколо не удержался от восторженного восклицания:

— Это мир звёзд!

По меньшей мере сотня гостей, многие уже навеселе, толкалась у длинных столов, уставленных свечами и едой — фазаны, куропатки, говядина, свинина, фрукты, зелень, приправы. Компания была разношёрстная, экзотическая, что, впрочем, обычно для таких вечеров. Были здесь несколько кардиналов в сочных цветах своего сана; были богатые куртизанки в очень открытых девственно-белых камизах по венецианской и миланской моде; бедные проститутки, застенчивые и неловкие, слишком громко болтающие на тосканском уличном диалекте; были и зажиточные цеховики, представители крупных семейств Флоренции. Не было, кажется, только Медичи. Иноземно одетые гости из Фамагусты, Боджайи, Туниса и Константинополя; агенты и клиенты купцов из Севильи и с Майорки, из Неаполя, Парижа, Брюгге — все прибыли на празднество. Посол Святого Султана Вавилонского надел к модному флорентийскому костюму белый тюрбан; на правой ноге у него был красный чулок, на левой — голубой, и даже туфли у него были разного цвета — аметистовая и белая. Но самой экзотической птицей был высокий плотный китаец в одеждах и туфлях пурпурного цвета. Слуги — мужчины и женщины, но большей частью юноши — были одеты в тончайший газ; с тем же успехом они могли оставаться голыми. Они разносили подносы с бокалами вина.