«МиГ» его упал в районе Малой Токмачки. Оттуда и началось его странствие на странном агрегате «ЗИС» и «МиГ» — в Пологи, в Верхний Токмак и, наконец, в Черниговку. «Я запомнил рисунок этого села во время полета над ним, — отметит Александр Иванович в своих воспоминаниях. — Оно узкой полосой тянется по балке на много километров». И что же? А вот что: в Черниговке старший лейтенант Покрышкин получает приказ сжечь вывезенную из-под Орехова машину. С начала войны это была вторая потеря боевого самолета.

*

В первый раз Александра Ивановича сбили 3 июля над Прутом, когда за ним уже имелись воздушные победы, счет которым летчик открыл 23 июня. Поднимался в воздух Покрышкин и в первый день войны, 22 июня. И тоже сбил самолет. Наш, к несчастью, — приняв только-только появившиеся «сушки» за немецкие бомбовозы. Летчик, слава Богу, спасся, но случай этот неприятный Покрышкину будут вспоминать часто.

Во второй раз, осенью 43-го, на Запорожье Александр Иванович появился совершенно другим человеком. Не к тому веду речь, что он уже был дважды Героем Советского Союза и имел на своем счету два воздушных боя, вошедших в историю отечественной авиации: 28 апреля 43-го восьмерка ведомых Покрышкиным «аэрокобр» [полученные по ленд-лизу американские самолеты] рассеяла и повернула назад армаду из 81-го «Ю-87», которую прикрывали десять «Ме-109».

Покрышкинцы расстреляли 12 «юнкерсов», лично Александр Иванович — четыре. А 21 сентября, поклявшись фронтовому другу отомстить за расстрелянных в Ногайске [как раньше назывался Приморск — город в Запорожской области, расположенный на берегу Азовского моря] родственников, сбил над Токмаком, на глазах сотен горожан, три «юнкерса». Ровно столько, сколько обещал другу. Причем первый самолет буквально взорвался в воздухе. «Конечно, — заметит на сей счет Александр Иванович, — порой бывает трудно выполнить товарищескую клятву. Но мне удалось».

*

Ничего этого не отнимешь у Покрышкина, раскатисто — с эхом, разлетевшимся по всем фронтам, заявившего о себе в запорожском небе осенью 43-го. Но я, говоря, что он стал другим, имел в виду совсем иное: сердце Александра Ивановича уже не принадлежало ему — он был влюблен.

Любовь свою он сохранит до последней минуты жизни. Нелишне заметить, на титульном листе первого издания книги «Небо войны», материалами из которой я сегодня пользуюсь, Покрышкин сделает надпись: «Моей женульке — спутнице дней моих суровых, за настоящую большую любовь».

Не поверите: с книги и началось их знакомство в сентябре 42-го. Книга и свяжет их на долгие месяцы — до встречи, чтобы больше не разлучаться, — в Черниговке.

Что за книга? Да «Отверженные» Виктора Гюго!

Именно ее читала в госпитале на берегу Каспийского моря симпатичная, понравившаяся гвардии капитану Покрышкину с первого взгляда, медсестричка.

— О, а я сам недавно был отверженным! — взглянув на название, воскликнул капитан, зашедший в госпиталь проведать раненого товарища.

Мария — так звали медсестру, которую Покрышкин очаровал тоже с первого взгляда, из стеснения, не поинтересовалась, почему так случилось, из-за чего мужественный по виду летчик оказался в опале. А дело было так: однажды в столовой, где обедали авиаторы-гвардейцы, к их столу подсели два подполковника и майор — изрядно поддатые. И стали возмущаться: с каких это пор младших офицеров обслуживать стали скорее, чем старших. «Вы право на это в бою заслужите!» — бросил капитан Покрышкин.

Ну и началось выяснение отношений. Кому-то, наверное, горячий по характеру сибиряк по физиономии съездил, потому что за ссору в столовой досталось ему сполна: и с должности командира эскадрильи сняли, и за штат вывели, и представление к присвоению звания Героя отозвали, и из партии исключили. Трибунал даже грозил Покрышкину — с последующим направлением в штрафбат! Не все в армии, однако, дураки: разобрались в конце концов с инцидентом, и обвинения с Александра Ивановича сняты были.

Но осадок в душе у него остался.

Недолгим, к сожалению, было счастье на Каспии: батальон аэродромного обслуживания Марии вскоре перебросили на другой фронт — в память о ней только подаренная книга осталась. «Где и когда я увижу ее? — размышлял, бродя по берегу моря, влюбленный рыцарь небес. — Знаю только, чувствую сердцем, что нас с Марией уже ничто не разлучит — ни расстояние, ни время, ни война».

Мария часто писала Александру, уверенно шагавшему [вернее, летевшему] к своей первой золотой Звезде [Указ от 24 мая 1943 года — за 13 лично сбитых самолетов, плюс шесть в группе], второй [Указ от 24 августа того же 43-го — за 30 лично сбитых самолетов]. «В своих письмах, — делился в воспоминаниях мыслями Герой, — она разными намеками давала знать, где находится ее часть. Поэтому я всегда имел возможность изредка видеться с ней». А вот более поздняя запись: «Мы стремились быть вместе. О нашей любви уже знали и ее и мои родители. Но мы боялись, как бы кто-то со стороны не принял нашу близость за пошлые издержки войны». И тогда влюбленные договариваются «в первом же большом городе обязательно оформить брак».

Накануне 1944-го 16-му гвардейскому полку майора Покрышкина, который буквально за несколько дней до Нового года он примет под свое командование, приказали перебазироваться в село Черниговку на отдых и доукомплектование.

«Черниговка… Я помнил ее по балкам и оврагам, которые помогли нам выбраться из окружения. Я сразу подумал о Марии. Вот здесь и встретимся с ней. Чтобы не расставаться никогда».

Догадываюсь, какие чувства переполняли сердца черниговских девушек, попавших под прицел метких глаз летчиков-истребителей, и сколько голов девичьих закружилось от блеска орденов и медалей гвардейцев. Вы ж представьте: одноврехменно в только-только освобожденной от фашистов Черниговке появились — с небес — сразу двадцать (!) Героев Советского Союза [как раз столько, по моим подсчетам, Золотых Звезд вручат пилотам 9-й гвардейской авиадивизии за бои над Кубанью]. А плюс к ним — два дважды Героя Советского Союза: Александр Покрышкин и Дмитрий Глинка [кстати, его брату Борису, тоже Герою Советского Союза, Александр Иванович вскоре сдаст полк — после назначения на должность комдива].