Сонора ничего не ответила.

— Можно войти? — произнес он таким подчеркнуто вежливым тоном, что Сонора невольно почувствовала вину.

Она подумала, что ему это неплохо удается — заставить человека ощутить себя виноватым. Она распахнула входную дверь, и Чес прошел навстречу бежавшим Клампету и Хитер.

— Чес! — воскликнула Хитер и обвила его за пояс своими ручонками. А Клампет принялся хватать его за ноги и вилять хвостом.

Чес отступил немного назад и, шутливо шлепнув Хитер по макушке, легонько оттолкнул ее. Пристально посмотрев на Сонору, он произнес:

— Нам надо бы поговорить. Без свидетелей.

Хитер обиженно отвернулась и, опустив подбородок, поправила очки на своем маленьком носике. Клампет повернул к ней свою морду и лизнул ее в локоть.

Сонора присела на корточки рядом с дочерью и обняла ее за плечи.

— Иди смотреть свое кино, Хитер. И забери с собой Клампета.

— А ты придешь?

Краем глаза Сонора заметила, как скривился Чес. «Такой элегантный, — подумалось ей, — и такой противный».

— Попозже, сладкая моя, а теперь ступай, — успокоила ее Сонора. Хитер опустила голову и, сопровождаемая Клампетом, поплелась в кабинет. Последние сомнения Соноры растаяли. Чес наклонился было, чтобы поцеловать ее, но она развернулась к нему спиной и направилась наверх, в гостиную.

— Если хочешь, присаживайся.

Он остановился у дивана. Видимо, Тим и Хитер играли здесь со своими миниатюрными игрушечными макетами: весь пол был завален отлитыми из пластмассы горами, крохотными деревьями, ярко раскрашенными рыцарями и драконами. На одной из подушек отчетливо проступали следы укусов. Очевидно, это Клампет устраивал какую-то возню рядом с кофейным столиком.

Сонора присела на край дивана и выпрямила спину — настоящая королева в своих владениях. Да поможет ей Бог!

— Не желаешь присесть?

Чес скривил губы:

— Тебе надо наконец что-то сделать со своим псом.

— Он просто постарел, — ответила Сонора, почувствовав, что ее щеки начинают краснеть.

— Может быть, настало время избавить его от лишних страданий?

Чес сел на диван и одарил ее ослепительной улыбкой. Соноре была хорошо знакома его привычка — усаживаться чересчур близко и брать ее руки в свои.

— Последнее время ты избегаешь меня, Сонора.

«Самое время выдержать драматическую паузу», — подумала она, не торопясь с ответом.

Чес нахмурился и, откинувшись на спинку дивана, прикрыл глаза.

— У меня был трудный день. Да и вся неделя выдалась чертовски тяжелой. Я умираю от усталости и нервного напряжения, — проговорила наконец Сонора.

— Ну да, конечно. — Чес открыл глаза и скрестил руки на груди.

— О’кей, похоже, ты просто помешалась на работе, — продолжил он. — Я говорил с Сэмом, с твоим отцом и даже с твоей свекровью.

— Ты беседовал с моим отцом?

— Знаю, что тебе это не нравится, но я решил поделиться с ним своими планами.

— Какими же?

Он порылся в своем пакете и, улыбнувшись, вытащил плитку шоколада «Дав».

«Нет, — подумала Сонора, — это больше похоже не на улыбку, а на самодовольную ухмылку».

— Это шоколад. А есть еще кое-что получше шоколада — натуральные алмазы. — И Чес, вытянув руки, поднял черную бархатную шкатулку. — Подари мне счастье, Сонора.

— Ты полагаешь, я должна подпрыгнуть за этой коробкой?

Он плотно сжал губы и придвинулся к ней еще ближе:

— Оставь эти игры, Сонора, и прямо скажи, что ты думаешь.

У нее перехватило дыхание.

— Ты сейчас напоминаешь мне моего покойного мужа.

Чес открыл и снова закрыл рот, напряженно сглотнул, а затем решил показать всем своим видом, что ее замечание лишь слегка позабавило его.

— И это все? — с усмешкой спросил он.

— Надо прямо сказать, что это отнюдь не комплимент в твой адрес и я не хочу повторять одну и ту же ошибку дважды.

— Может, было бы лучше, если бы он остался жив, — пробормотал Чес.

— А еще лучше, если бы я просто рассталась с ним.

Он медленно покачал головой:

— Мне казалось, ты будешь счастлива замужем, я просто уверен в этом. Но видимо, что-то случилось и ты не хочешь со мной этим поделиться.

— Возможно, мне просто не нравится перо на твоей шляпе. Или то, что ты все время насвистываешь мелодию из «Кармен». А может быть, мне не по душе, что ты участвуешь в этих махинациях с «Фрисби».

— А что плохого во «Фрисби»?

— Ничего, если бы только ты все время не повторял, что это твоя последняя операция, и держал свое слово.