Меня привезли в ближайшую "травму". Диагноз рентгенолога оказался неутешителен: перелом ключицы и отрыв какого-то там бугорка. Пришлось наложить гипс. Гипс был современным, и в нем можно было мыться, но сам жутко царапал кожу и мешал спать. Левая рука за­фиксирована, все приходилось делать правой. Месяца два я страдала без лошадей и за лошадей. Но это была добро­вольная жертва, положенная на алтарь конного спорта.

Должна сказать, что вокруг каждого перспективного "чайника", а именно так именуют нас профессионалы, всегда начинают толочься некие "специалисты", которые принимаются раскручивать его на индивидуальные тре­нировки, на собственную лошадь, на дорогую амуницию, на оплату стартовых... да мало еще на что! А если этот

человек еще и добрый и порядочный, то раскручивают из всех сил. Есть среди них люди, виртуозно владеющие гипнозом. Ибо ничем другим объяснить то, что со мной случилось вскоре, я не в состоянии.

Дама, явившаяся в нашу прокатную конюшню не в самый прекрасный день, именовалась Раиса Ивановна Хомутова. Вообще все люди, которые в этой истории сы­грали определенную роль, имели "лошадиные" фамилии. Не в самый прекрасный, поскольку то, что случилось поз­же, мне пришлось расхлебывать еще двенадцать лет, а это срок!

Хомутова -- небольшого роста с голубыми глаза­ми навыкате. Ходила в конных бриджах круглосуточно. "Профессионалы" всегда и везде ходят в конных брид­жах, даже если гребут навоз. Так их легко можно опо­знать. Будьте осторожны! Говорила Хомутова очень убе­дительно и всегда во множественном лице. "Мы решили. Мы подумали" и т.д.

При этом ногти на ее руках отличались хронической траурной каемкой. Но меня почему-то тогда это совер­шенно не смутило. Все прокатчики про Хомутову гово­рили не иначе, как с почтительным придыханием. Она занималась у самого Смыслова!

Учитывая, что Юра Осадченко как тренер и человек в моих глазах упал, его место неизбежно должен был занять другой авторитет. Раиса Ивановна поначалу взялась тре­нировать девушку Катю на коне, принадлежавшем Мари­не -- хозяйке конюшни в Стрельне. Уж не помню кличку коня, но все звали его Веник. Небольшенький гнедень­кий конечек, породистый, но плохо выращенный, или на конном сленге "затянутый" -- роста сто пятьдесят сан­тиметров, с узкой грудью, чахлым хвостом и неправиль­ным поставом ног. Катя же, напротив, кавалерист-девица роста, можно сказать, гренадерского. Смотрелись Катя и Веник вдвоем довольно комично. Из последних силенок маленький Веник прыгал с огромной Катей на спине.

Венику дал путевку в жизнь некий Дядя Боря, кото­рый сказал: "гибкий, прыгать будет". Видимо, дядя Боря являлся еще более крутым специалистом, чем Хомутова, поскольку заслышав это, наша Раиса Ивановна как-то не на шутку оживилась и продолжила тренировать Катю с еще большим рвением.

Поначалу занятия Кати и Веника в нашем крошеч­ном круглом манежике вызывали массу интереса. К частным лошадям всегда повышенное внимание со сто­роны прокатчиков. У каждого из нас была мечта иметь свою лошадь. Чаще всего она так и оставалась мечтой, поскольку либо заедал быт, либо денег на такую "блажь" не находиллось.

Потом у Кати с Веником как-то не заладилось. На лю­бительских соревнованиях по конкуру они заняли третье место от конца. Возмущаться начала хозяйка Веника, не­довольная результатом, который показал конь. Катю с ло­шади сняли, и Хомутова тоже получила отставку.

Великому тренеру Хомутовой нужна была новая жерт­ва, чтобы реализовать тренерский потенциал, и она взя­лась за меня. Понимание ситуации пришло позже, а сна­чала внимание тренера-профессионала мне, естественно, польстило. Раиса Ивановна подходила ко мне невзначай, поправляла руки-ноги, давала мелкие, но ценные советы. После очередной неразберихи в смене она выдала сакра­ментальную фразу:

– - Пора, Алевтина, покупать собственную лошадь. Прокат есть прокат.

К тому моменту я занималась верховой ездой уже год, зачастую по шесть часов в неделю, оставив в прокатной конюшне массу денег. При этом гарантий, что я буду ездить на лошади, которая мне подходит и нравится, у меня не было. Да и спортом на серьезном уровне на прокатном коне заниматься невозможно. А мне отчаянно хотелось спортивных побед. Нужна была собственная лошадь.

Как ни странно, Филиппенко идею поддержал. Его московский клиент являлся коневладельцем, и моему мужу захотелось встать с ним на один уровень. Вскоре мы начали ездить по конюшням и искать коня. Пона­чалу нам катастрофически не везло. Достойных канди­датов быстро раскупали, и стоили они дорого. Я чуть не купила вишнево-гнедую ганноверскую Филиппинку, но меня опередили девочки из соседнего клуба. Филип­пинка досталась им.

Поскольку всадником я была неопытным, лошадь мне требовалась спокойная, адекватная и хорошо выезженная, чтобы научить меня премудростям верховой езды. И са­мое главное, это должна быть лошадь, готовая сотрудни­чать со всадником. Мышцы, необходимые для верховой езды, у меня накачались, но в седле я себя чувствовала еще неуверенно. История с Дукатом показала, что я не хочу бороться с лошадью, а хочу равных с ней отноше­ний, своего рода дружбы.

Оживленные споры вызвал пол предполагаемой ло­шади. Вариантов было два -- кобыла или мерин, то есть кастрированный жеребец. Кобылы, как все женщины, су­щества капризные, особенно в момент "охоты", то есть в тот период, когда кобыла готова к спариванию. Это серьезный минус. Зато мерины, как лошади, лишенные определенной радости жизни -- как правило, существа равнодушные. Это тоже плохо. Кандидатура жеребца на должность моей первой лошади не рассматривалась по вполне определенной причине. Жеребец -- мужик, у которого женщины всегда будут на первом месте. Если жеребец побежит "жениться", то справиться с ним будет крайне сложно. Результатом самопроизвольного спари­вания лошадей в манеже могут стать серьезные травмы всадников. Это было ясно даже мне.