Кампаниле Акилле
Шрифт:
– Ты никогда не интересовалась, – закричал он, – ты никогда не интересовалась…
– Но ты же сам, – ввернула синьора Суарес, – оставляешь ее ночью одну!
Старик, подобно луку, который в конце концов ломается вследствие слишком продолжительного натяжения, упал в кресло.
– Чуда не произошло, – сказал он, – я виноват и на этот раз.
– Ну конечно же, – начала шуметь жена, – если по ночам, вместо того чтобы спать…
– А чем же, по-твоему, дорогая моя, она должна заниматься по ночам? Ночью спят!
– И тем не менее, случается и всякое такое.
Катерина едва слышно всхлипывала – так, что отец не мог в конце концов не погладить ее по головке. И сказал ей нежным тоном:
– Ну подумай в самом деле, девочка моя! Как же ты можешь выйти за сына Фантомаса!
Катерина продолжала беззвучно плакать в полутьме, сгустившейся во всех углах. Вошел Арокле – он прибыл убираться в номере. Увидев постояльцев, он было повернулся, чтобы уйти, но, услышав плач Катерины, заплакал сам.
– Вы-то чего плачете? – спросил у него Суарес.
Арокле пожал плечами.
– У меня, – сказал он, – свои на это причины. Поскольку я пережил много несчастий, но не могу плакать при людях без видимого повода, я пользуюсь всеми печальными ситуациями, чтобы выплакаться.
– Но я не могу вам позволить, – сказал Суарес, – пользоваться горем…
Арокле перестал плакать и утер глаза. Суарес даже пожалел о своей выходке. Он склонил голову и, будучи, в сущности, человеком добросердечным, добавил:
– Да плачьте, я разрешаю.
– Спасибо, – ответствовал мужественный слуга, – но мне уже пора идти. Теперь в другой раз.
И вышел.
Некоторое время спустя синьора Суарес нарушила молчание.
– И все же, – сказала она, как бы разговаривая сама с собой, – этот Фантомас, должно быть, накопил порядочно деньжат.
Суарес пожал плечами.
– А я думаю, – пробормотал он, – что он все проел.
В тот вечер больше не было сказано ни слова.
Мистерьё прибежал домой со смятенной душой, впервые проклиная судьбу и свою забубенную жизнь.
Дома его ждала грандиозная новость: несколько часов назад в результате несчастного случая погиб Жюв, знаменитый полицейский. Эта новость, мгновенно дошедшая до ушей Фантомаса, погрузила печально знаменитого бандита в неописуемую скорбь.
– Жюв, – повторял он сквозь слезы, – всю свою жизнь посвятил мне. Мы охотились друг за другом с незапамятных времен; либо он гнался за мной, либо я за ним. А сейчас его больше нет, и я остался один!
Этот неуловимый преступник чувствовал, что вместе со своим смертельным врагом в могилу сошла и часть его самого.
На следующий день на похоронах знаменитого полицейского – который из удобства в последние годы своей жизни снимал домик рядом с жилищем своего непримиримого противника – на самом красивом и самом большом венке красовалась простая надпись: Фантомас.
Старый бандит, глядя в окно, провожал траурную процессию глазами, в которых стояли слезы. И когда Фантомас увидел, как скромный, почти лишенный каких-либо украшений, катафалк – честный полицейский умер в такой же бедности, в какой и жил – тронулся, покачиваясь, сопровождаемый друзьями и близкими, он прошептал, печально качая головой:
– Прощай, Жюв! Впервые я не могу последовать за тобой. Мы мучили, мы изводили друг друга всю жизнь, но я любил только тебя. В конце концов ты меня обставил: на этот раз ты ушел от меня по-настоящему. И навсегда.
Кто знает, было ли это чудо любви или следствие печального зрелища, которое являл его отец, но Мистерьё испытывал новые чувства.
Он долго думал. В полночь он надел черную майку, взял инструмент, какой-то большой пакет и вышел, постаравшись не производить шума. Громадные черные тучи вздымались в небе; за ними то скрывалась, то проглядывала луна.
Джедеоне и его сын вошли в номер, закрыли дверь и начали раздеваться.
– А нам будет очень жарко, – спросил Андреа, – если мы закроем дверь на ключ?
– Андреа, Андреа! – пробормотал Джедеоне. – Ты хотя бы говори шепотом!
– Почему? – спросил молодой человек. – Ты боишься проснуться?
– Сын мой, не дай бог тебя кто-нибудь услышит, когда ты несешь такое! – захныкал отец. Андреа умолк.
Его отец залез под простыню, собравшись спать, поскольку назавтра ему предстоял ранний подъем, – как вдруг вспомнил: рукопись рассказа Изабеллы.
Он совершенно забыл о новелле, которую ему отдал Павони.
– А вдруг он спросит мое мнение? – подумал старик.