– Алла с самого утра разоряется. В том смысле, что номер сдавать надо, а редакционная папка пуста. Половины редакции нет, но поминаешься только ты. Как главный раздолбай, работающий от случая к случаю.

– А за войну в Ираке мне отвечать не придется?

– Будешь много умничать - ответишь и за теракты 11 сентября... Ты что будешь сдавать?

– Репортаж из комка. Я там давеча ночь провел. По принципу "журналист меняет профессию". Видел много необычного.

– Еще что?

– Статью о малоизвестных обстоятельствах смерти Шерхана. Там очень интересные подробности...

– Еще?

– Новостей наковыряю. Штук пять-шесть. Музеи, театры, выставки... Кстати, о культуре... Уже пару недель в загоне стоит очерк о Павле Шестакове. К годовщине со дня смерти. Прекрасный был писатель-детективщик. Не чета современным графоманам-поденщикам... Всё никак места нет поставить. Может, протолкнёшь?

– Пиши всё это быстренько!
– сказала Юлька и убежала в секретариат.

***

В информационно-аналитическом отделе был кворум. Все сотрудники были на своих местах и работали. Даже фотограф, трезвый, но с опухшим после вчерашнего лицом, сидел за стасиковым столом и что-то писал на листке бумаги. Полонский заглянул через плечо и хмыкнул. Фотограф строчил письмо какой-то Лене.

– Подсиживаешь, падло?
– спросил Полонский ласково.
– Брысь отсюда! Сдача номера!

Фотограф схватил со стола лист и, обидевшись, ушел куда-то.

Стасик решил начать с репортажа. Тема эта была заявлена на планёрке и получила редакторский вердикт. Типа: "Пиши... Посмотрим...". А статья о Шерхане наверняка не пойдет. Её лучше отстучать на десерт.

– Как твоё ночное дежурство?
– спросил Марина.
– Без приключений?

– Где это ты вчера дежурил?
– ревниво спросила Ларка.

– Сейчас допишу, девочки, - в газете сами прочтёте...

– А, - сказала Марина. Несколько разочаровано.

Глава двадцать седьмая

Километрах в трёх от Ворошиловского моста и трассы, ведущей в сторону Батайска, "Вольво" остановилась. Место было глухое. Хоть из пушки стреляй.

Рябого поволокли через кушери к полуразвалившемуся зданию барачного типа. Внутри, привязанный к ржавой ферме, стоял Дымок.

Увидев приятеля, Дымок охнул. Раньше он лишь подозревал, что приглашение "побазарить" связано с ограблением "Федерала". Теперь подозрение превратилось в твердую уверенность.

Рябого привязали к соседней ферме. После чего один парень, поигрывая резиновой дубинкой зарубежного производства, приблизился к нему и сказал, обращаясь к обоим:

– Значит, так, козлиные хари. Вы искали неприятности - вы их нашли. Мы просекли, что именно вы ломанули офис "Федерала" и грохнули охранников.

– Какой еще "Федерал"?
– возмутился Дымок.

– Вопросы здесь задаю я.

Бритоголовый с дубиной повернулся к нему и, явно наслаждаясь своей миссией, ударил по ногам. Дымок заорал.

– Не старайся, урод, - сказал бритоголовый.
– Тебя никто не услышит.

И ударил еще раз. Дымок вскрикнул. Пятеро других стояли рядом, куря и усмехаясь.

– Слышь, брат, - произнес Рябой.
– Давай поговорим спокойно.

Он старался говорить твердо и уверенно. Но голос у него дрожал.

– Хорошее предложение. Говори.

– Да, я слышал об ограблении. Но мы к "Федералу" никакого отношения не имеем.

– Откуда слышал?

– В газете прочитал.

– А, ясно, - сказал бритоголовый.
– Ты просеки фишку, пока еще не поздно. На "Федерал" и на двух лохов, которые дали себя замочить, я срать хотел. В сейфе лежали бабки Артура Сагашьянца. Мы работаем на него. Отдайте бабки, и мы вас отпустим. Сагашьянца знаешь?

– Само собой, - сказал Рябой.
– Кто ж в Ростове Сагашьянца не знает?

Олимпийский чемпион входил в тройку лидеров армянской диаспоры. Когда в 2000 году мэр города разрешил производить подзахоронения на армянском кладбище и кладбищенская оргпреступность почувствовала, что ущемляются ее интересы, именно Сагашьянц в ультимативной форме заявил мэру - причем, официально, через СМИ, что если мэр не изменит решение, он, Сагашьянц приложит все сил, средства и влияние, чтобы помешать мэру переизбраться на второй срок. Мэр уступил...

– Отдайте деньги, - повторил парень негромко.

– Это ошибка, - сказал Рябой закрывая глаза, чтобы не видеть дубинки.
– Вы взяли не тех!..

Сквозь боль от побоев Рябой всё же расслышал:

– Кому ты брешешь, сука? А на какие шишы ты машину купил? Ведь ты - безработный! Говори!..

Парень выдохся. Он передал дубинку второму бритоголовому и, доставая сигарету, сказал:

– Да хули мы с ними, с козлами, в детский сад играем? Закопать их тут - и всё!

– Пусть скажут сперва, где деньги!
– сказал бритоголовый с дубинкой и подошел к Дымку. Дымок задрожал всем телом.