Только по ему ведомым признакам он отыскал фрагмент разбитого генератора, прорыл проход к сохранившимся остаткам оборудования и, не найдя ничего лучшего, стал собирать жалкие капли животворного раствора. По глотку в год. Только для себя. Для своего ненадежного, у кого-то позаимствованного человеческого тела.

Его истинной природы не знал никто из людей. Только бывшие коллеги по межзвездному путешествию. Но и те относились к нему по-разному. Некоторые полагали безумным, другие просто считали, что их брата поразили предвестники разрушения личности из-за постоянного контакта с жителями Земли и от увлечения существованием в человеческих телах. Кто-то полагал его своим заклятым врагом и боролся, не переставая.

Временами он устраивал стычки со своими коллегами, которых оставалось все меньше и меньше. Не побеждал никто, ситуация неустойчиво колебалась в состоянии равновесия. И вот, однажды, он проиграл в очередной битве. Проиграл так, что его сущность попала в плен и была заключена в фигуру из каменного дерева. Так он стал пленником. Лишь временами сознание его пробуждалось, чтобы ощутить весь ужас абсолютной неподвижности и вечной скованности.

А его человеческое тело тем временем продолжало жить своей жизнью. Более того, сохранило некоторую автономность, а в качестве твердых знаний какие-то отрывочные воспоминания и умения Коллекционера. Оно, тело, продолжало подзаряжаться эликсиром в Иудейских горах… и по давней привычке по-прежнему медленно собирало коллекцию.

Так тело и жило среди людей, не меняя основную внешность, только самые яркие и бросающиеся в глаза признаки. Профессию, одежду, бороду, прическу, загар… Потом добавились стиль и манеры поведения… Однако последнюю тысячу лет одна из черт его поведения оставалась неизменной. Это даже нельзя было назвать страстью, — за долгую жизнь потребность в сильных ощущениях почти пропала. Тем не менее, что-то сохранилось, и этим чем-то было коллекционирование. Увлечение, вносившее разнообразие и интерес в повседневную жизнь. Как и у большинства коллекционеров, существовала специализация. Предметом интересов всерьез и надолго сделались черепа известных и в чем-то оставивших свой след знаменитых людей. Здесь пристрастия хоть и менялись, но мало и не очень значительно. Сначала интересовали головы королей и жрецов, потом — ученых и полководцев, а последнее время черепа знаменитых деятелей культуры, крупных преступников и известных политиков.

Однажды заключенному в изваяние пленнику повезло. Скульптура бога смерти, ставшая хранилищем сущности Коллекционера, оказалась в свободном доступе для любопытных посторонних людей. Статуя, веками служившая тотемом одному из африканских племен, была вывезена в Европу, продана с аукциона и украсила зал музея, созданного из коллекции собирателя изображений богов. А после того, как музей открыли для массового посещения, назначили наемных служителей и охранников, стало лишь делом техники заманить супружескую пару, обеспечить непосредственный контакт со скульптурой и забрать их жизни. Саму же скульптуру — прежнее узилище — ему удалось обратить в тончайшую пыль и развеять по музейному залу. Потом пришлось найти свое прежнее тело, которое уже «обросло» собственной личностью, занять его и восстановить контроль над ним. Начать новый период земного существования.

* * *

— И что теперь? — голосом перепуганного малолетнего правонарушителя спросил я, когда рассказ байкера завершился. — Ведь я же должен найти… тебя. Заказ принят, и заключено нечто вроде контракта.

— Как что теперь? Ничего теперь. Ждать и работать. Искать меня не надо, если потребуюсь, — позовешь, сам приду. А относительно всего прочего… Каждая из тех вероятностей — далеко не самый плохой вариант. Простой и естественный ход событий без резких потрясений. Зато в противном случае будет намного хуже…

— В смысле — хуже?

— В прямом смысле, чего тут неясного?!

— Почему хуже? Там, на картинах, какие-то мертвые, убитые пейзажи за дверями, — потрясенно сказал я, — как после атомной войны. Куда уж хуже.

— Да брось ты. На одном — пустыня Гоби летней лунной ночью. На другом — зимняя степь в Казахстане. На третьей — свалка в окрестностях Магадана. На четвертой — заброшенный солодовый завод. На пятой — остров Уединения в центральной части Карского моря. Различимы развалины полярной станции, брошенной в девяносто шестом году. Пейзаж выбран так, чтобы моря видно не было. На зрителя каждый раз действует само название картины — «Апокалипсис за дверью» и номер. А то, что за дверью просто показан кусок этой нашей реальности, мозгом уже не воспринимается.

— Маша что, ездила во все эти места?

— Ездила, по-моему. Не знаю, сам потом у нее спросишь.

— А просто поговорить нельзя было?

— Просто поговорить? С тобой? Нельзя было. Ты бы и слушать никого не стал. Отмахнулся бы… да и не поверил ни за что. А твоя нанимательница… Ее теперь зовут Лунджил, да? Она тебе обещала чего-нибудь этакое особенное? Обещала наверно, ее стиль. Но это все туфта, плюнь и разотри. Обман смертного для нее ничего не значит. Дело в том, что ее навязчивая идея и главная задача — разрушить этот мир, сделать таким, чтобы обновилась сама реальность. А я, честно говоря, еще не совсем готов к подобному повороту событий. Привык, знаешь ли, и мне здесь вполне нравится. Ладно, с тобой поговорил, а еще десять человек таких осталось. Да, если я тебе понадоблюсь… Ну, вдруг! Зайди в мой храм и призови меня… в любых словах… Главное представь, как я выгляжу. Знаешь, где это? Вот и хорошо. Раньше из любого места можно было, а теперь только из моего храма. Старею, как и все наши.

Я не нашел, что ему ответить и лишь глупо спросил:

— Так что же теперь надо делать в первую очередь?

— Сам думай, я тебе не учитель. Да и вообще сейчас никому не учитель. Вернее, давно перестал им быть, несмотря на… А тебе надо найти все те, как говорила твоя наставница, «переключатели», но не выключать, а сохранять их в неприкосновенности. В качестве затравки подсказка тебе: зам'oк в двери первой мастерской Марии до сих пор остался таким, каким был всегда. Понял? Нет? Скоро поймешь. Там вообще все осталось так, как было при ней.