— Мы встанем перед вами на колени, князь! — вскричал седоусый шляхтич. — Полонное — ключ ко всей Волыни. Это понятно каждому. Лишить нас поддержки невозможно.

Князь резко встал:

— У вас двойные стены. У вас восемьдесят пушек! Ваше дело — сковать силы казаков. Мы же нанесем им сокрушительный удар под Старо-Константиновом, и казаки из-под вашего города разбегутся, как… как клопы от кипятка! Честь имею!

Откланялся, вышел из залы, сел на коня и уехал.

Холопы города Полонного дали казакам возможность поставить лестницы, и город пал на второй день осады.

В Варшаве заседал конвакационный сейм, начавшийся 16 июля.

Семнадцатого был заслушан отчет Адама Киселя о его прошлогоднем посольстве в Москву, где велись переговоры о союзе против татар и о переговорах Киселя с казаками.

Канцлер Оссолинский доложил о своих посланиях в Турцию великому визирю и о том, что усилия эти не остались втуне. Тугай-бей отозван из войска Хмельницкого, хан Ислам Гирей не осмеливается действовать вопреки воле султана.

Часть магнатов — партия Вишневецкого — попытались оклеветать и свалить канцлера, но это им не удалось.

Тогда явилось перед сенатом дело Адама Киселя. Партия Оссолинского предложила выразить брацлавскому воеводе от имени сената и Речи Посполитой благодарность за Удачное посольство в Москву, за переговоры с Хмельницким, которые заставили казачьего гетмана бездействовать. Противники же представили на рассмотрение сената документ, в котором Адам Кисель выглядел изменником.

Некий Ярема Концевич, казачий лазутчик, был пойман и на допросе показал, что пан Кисель дал городу Бровары, признавшему власть Хмельницкого, пятьдесят гаковниц, две пушки и достаточно пороха. Адам Кисель в измене не одинок. Афанасий, владыка луцкий, прислал Кривоносу семьдесят гаковниц, восемь полбочек пороха, достаточно олова и, сверх того, семь тысяч деньгами, призывая казаков ударить на Олыку и Дубно.

Пришлось Адаму Киселю, вместо ожидаемых наград и почета, оправдываться и отводить от себя подозрения в измене. Это ему удалось, но конец прениям подвел архиепископ Львова Красновский.

— Кисель в своих переговорах извиняет содеянное казаками зло и на этом основывает трактаты, в коих извиняет и самих врагов — на то он русин!

О выражении благодарности не договорились, но тут пришло письмо от Доменика Заславского, который сообщал о взятии казаками Полонного и о договоре Хмельницкого с Москвой.

Страх объял депутатов. Было тотчас принято постановление: создать комиссию во главе с Адамом Киселем и отправить ее к Хмельницкому.

Все делалось панически суетливо и быстро: Адам Кисель выехал из Варшавы ночью.

Неизвестно, на чем основывался Доменик Заславский, сообщая сенату о договоре Хмельницкого с Москвой.

Договора не было. Было всего лишь письмо хотмыжского воеводы Болховского, который писал: «И я тебе объявляю… стоим с теми царского величества ратными людьми для обереганья его царского величества украинных городов и мест от приходу крымских и ногайских татар. А что будто на вас хотим стоять, и то нехто вместил вам неприятель християнские веры, хотя тем в православной християнской вере ссору учинить. И вы б и вперед от нас того не мыслили и спасенья никакова не имели: и от вас никакова дурна не чаем и спасенья не имеем потому, что вы с нами одное православные християнские веры».

Письмо это Богдан Хмельницкий получил в походе, двигаясь неспешно в направлении Старо-Константинова.

Тринадцатого июля в Росоловцы, расположенные в пятнадцати верстах от Старо-Константинова, пришли отряды Вишневецкого и Тышкевича. В самом Старо-Константинове уже стояла конница князя Корецкого и шляхтича Суходольского. Зная дурной, кичливый нрав князя Иеремии, они поспешили явиться в его ставку и объявили о желании быть под его рукой. Сил у шляхты набралось чуть больше десяти тысяч, но к ним на помощь спешил восьмитысячный корпус королевских мушкетеров под командой литовского обозного Осинского.

Максим Кривонос двинулся к Старо-Константинову на второй день после взятия Полонного. По дороге в его войска влился отряд уманского полковника Ганжи.

Не очень-то веря в боевую мощь крестьянских куп, которые составляли большинство в войске Кривоноса, Богдан Хмельницкий отправил под Старо-Константинов свой Чигиринский полк. Армия Кривоноса насчитывала шестнадцать тысяч конницы и пехоты и имела более сорока пушек. Эта армия взяла много городов, всегда превосходя числом противника. Ныне ее ждало иное испытание: встреча в поле с регулярным войском.

Такова была расстановка сил перед самым большим и решительным сражением летней кампании 1648 года.

Пчела вилась где-то у левого виска, и он ее не видел и не знал, что делать: то ли махнуть рукой и отогнать ее, она может и опередить, вонзиться в глаз, то ли покориться и ждать, замерев, пока она сама улетит.

Пчела и впрямь скоро улетела, и тогда он проснулся.

Вершинка палатки была просвечена солнцем.

«Заспался, — покорил он себя и вспомнил сон. — Покусать нас все равно покусают. Лишь бы не до смерти».