Шлиппенбах в недоумении вложил шпагу в ножны, не зная, к добру ли это, но на всякий случай сказал Меншикову:

— Благодарю вас, князь, я не забуду вашего великодушия.

Меншиков распорядился собрать шведские штандарты, а всех пленных увести в Семёновский лагерь за караулом.

Через полчаса после Шлиппенбаха сдался Роос вместе со своими пехотными батальонами.

Боур же, во исполнение приказа царя, направился с своей кавалерией на правый фланг ретраншемента, едучи перед его фронтом. Левенгаупт, приняв этот манёвр за отступление, пустил за Боуром кавалерию, которая тут же попала под губительный огонь пушек из ретраншемента. И отступила, понеся тяжёлые потери.

Король, узнав о пленении Шлиппенбаха, рассвирепел и так ударил рукой о свои носилки, что расшиб ладонь до крови.

— Старый трухлявый дурак! — кричал Карл. — Ему не кавалерией командовать, а пасти свиней. Он испортил нам всё начало, а теперь решил отсидеться в плену. Как только кончится сражение, я велю его повесить. Дурак... дурак... дурак.

Знал бы король, что «трухлявый дурак» переживёт его — молодого монарха — более чем на двадцать лет, а через шесть лет после Полтавы станет русским генералом и к концу жизни дослужится до члена Верховного суда Российской империи. Вот тебе и дурак.

К половине шестого, когда солнце было уже довольно высоко, первая фаза баталии закончилась. Стрельба прекратилась. В шведском лагере играла труба, сзывая уцелевших после атаки на редуты.

Теперь шведы готовили к удару основные силы, выстраивали полки в линию, имея за спиной Сенжары, а в лицо — солнце. Редуты, так и не взятые, были обойдены и оставлены о правую руку от линии.

Эта передышка нужна была и русским. Начало баталии застало их основные силы в лагере у села Семёнова. Их требовалось срочно вывести и выстроить в боевую линию для встречи шведов.

Во время смотра полков и артиллерии царь Пётр сказал Шереметеву:

— Борис Петрович, у шведов, сказывают, тридцать четыре полка, у нас — сорок семь. И ежели все мы их выведем, то неприятель, увидя наш перевес, не пойдёт ли на убег?

— Бог его ведает, ваше величество.

— Вели, пожалуйста, в ордер баталии не выводить и оставить в ретраншементе полки Лефортовский, Гренадерский, Ренцелев, Троицкий, Ростовский и Апраксина. Окромя этого, вели сделать убавку в полках, выходящих в ордер. В первую линию становятся первые батальоны, во вторую — вторые. И довольно. Иначе как бы Карлус не задал стрекача.

Едва приказ этот объявили в полках, как к царю явились делегаты от обиженных частей.

— Ваше величество, за что наказали нас, к баталии не пускают?

— Мы столько ждали, штыки наточили, а нас в ретраншемент. За что?

Царь был тронут этим порывом и счёл нужным объяснить всем обиженным:

— Неприятель стоит близ лесу и уже в великом страхе. Ежели вывести все полки, то не дай Бог и уйдёт, того ради и учинили мы убавку, дабы через своё умаление привлечь неприятеля к баталии. А вам что? Разве худо будет своими очами зреть генеральную баталию? Сие лишь генералам позволяется да вот вам, — пошутил Пётр.

Русские выстроились в линию перед ретраншементом, имея между полками сильную артиллерию, а на флангах кавалерию — на правом Боура, на левом кавалерию Меншикова, только что успешно завершившего в Яковецком лесу ликвидацию группы Шлиппенбаха и Рооса.

Именно сюда, на левый фланг, в течение всего боя царь и пытался отозвать Меншикова, рвавшегося вопреки плану и диспозиции с ходу разгромить и разогнать шведов. Теперь, разгромив кавалерию Шлиппенбаха и пленив самого генерала, светлейший немного успокоился.

Когда же царь увидел, что русская линия всё же длиннее шведской, он тут же приказал отвести с правого фланга от Боура в тыл шесть драгунских полков.

— Зачем? — удивился Шереметев. — Мы ж и так убавку сделали.

— А затем, Борис Петрович, дабы не отпугнуть шведов от баталии, понеже, увидя наше над ними преимущество, уклониться могут.

— Но солдаты дерутся лучше, если видят, что их больше над неприятелем. — Фельдмаршал взглянул на Репнина, словно призывая его в сторонники.

— Да, ваше величество, — подтвердил Репнин. — Надёжнее иметь баталию с превосходным числом, нежели с равным.

— Нет, — покачал Пётр головой. — Больше побеждает разум и искусство, нежели множество.

Так генералы и не убедили царя, он приказал отвести драгунские полки ближе к казакам Скоропадского с повелением: «В баталию без личного указу не вступать».

Петром двигала здесь не только боязнь упустить врага, но и желание проверить самым высоким и жестоким экзаменом выпестованную им армию, её командиров и, наконец, самого себя, свой созревший и расцветший военный талант и мастерство.