— Кстати, Инесса, a propos поцелуев. В тезисах своей брошюры ты пишешь, что даже мимолётная страсть и связь поэтичнее и чище, чем поцелуи без любви пошлых и пошленьких супругов. Но логично ли такое противопоставление? Поцелуи без любви у пошлых супругов грязны. Согласен. Им надо противопоставить... что? Казалось бы: поцелуи с любовью? А ты противопоставляешь мимолётную страсть. Почему мимолётную? Почему страсть, а не любовь? Выходит, по логике, будто поцелуи без любви, мимолётные, противопоставляются поцелуям без любви, супружеским... Странно. Для программной брошюры не лучше ли противопоставить мещански-интеллигентски-крестьянский пошлый и грязный брак без любви — пролетарскому гражданскому браку с любовью? С непременным добавлением, что и мимолётная связь-страсть может быть грязная, может быть и чистая. У тебя же вышло противопоставление не классовых типов, а что-то вроде казуса, который возможен, конечно. Но разве в казусах дело? Если брать тему: индивидуальный случай грязных поцелуев в браке и чистых в мимолётной связи, — эту тему надо разработать в романе, а не в брошюре, ибо тут весь гвоздь в индивидуальной обстановке, в анализе характеров и психики данных типов... Инесса, ты меня слушаешь? Ты что, уже разделась? Но здесь же муравьи!

Ницца. Жаркое лето 1911 года. У Александры инкогнито гостит Бернард Шоу. В его объятиях ей не спится. Мучают кошмары. Под утро она задремала. Шоу превратился в мисс Годжон. Но говорит Годжон почему-то по-французски. Жалуется на дороговизну. Шура идёт с ней на Сенной рынок. Уговаривает домохозяек не покупать продуктов. Громит прилавки. С одного петербургского рынка она попадает на другой. Мелькают крытые павильоны: Мальцевский, Кузнечный, Ситный, Андреевский, Стеклянный. Везде Александра агитирует по-французски. Толпа женщин идёт вслед за ней по Невскому. Вдруг Невский превращается в Елисейские поля. Вся улица запружена домохозяйками-менажерками. Впереди — Александра с развевающимся трёхцветным знаменем, левая грудь её обнажена, вознёсшаяся над толпой, минует она Триумфальную арку.

Александра просыпается. Шоу приносит ей утреннюю газету. «В Париже забастовка менажерок», — кричат заголовки.

С первым же поездом Александра бросается в Париж и становится во главе стачки.

С её приездом забастовка приобретает более организованный характер. Напуганное правительство вводит ограничения на рыночные цены и закупает у Аргентины крупную партию дешёвого мяса.

Успех забастовки сделал Александру знаменитой. Слава «Жореса в юбке» прокатилась по всей Европе [22] . Социал-демократические комитеты всех стран наперебой приглашают её к себе, но она предпочитает быть там, где труднее. Бельгийские шахтёры объявляют забастовку, и поезд уже мчит Александру в Боринаж: надо поддержать боевой дух шахтёров. Три недели колесит Александра по городам и весям Бельгии. За двадцать один день — девятнадцать выступлений. О том, что шахтёры одержали победу, она узнает уже в Берлине, читая газету в кафе на Унтер-ден-Линден. От радости защемило сердце, и она громко разрыдалась, не обращая внимания на чопорных соседей.

Между тем кружение агитационного колеса продолжается. Мелькают вокзалы, носильщики, поезда, фонари на Перронах, номера в дешёвых гостиницах... Германия, Дания, Швеция, Швейцария...

И только жёсткой подушке купе второго класса жалуется она на тяжёлое бремя гордого звания холостой женщины.

Над Европой сгущались тучи войны. В октябре 1912 года Черногория, Сербия, Болгария и Греция начали военные действия против Турции. Пытаясь предотвратить нависшую угрозу европейской войны, 24 ноября 1912 года социалисты созвали в Базеле внеочередной девятый конгресс Второго Интернационала.

По случаю этого события во всех церквах Базеля звонили колокола. Конгресс открылся под сводами Базельского собора, где собралось 555 человек, представляющих рабочие партии двадцати трёх стран. Среди тридцати шести представителей России была Александра Коллонтай. Мандат на конгресс ей прислал из Петербурга Союз текстильщиков и работников иглы.

В течение двух дней алтарь Базельского собора украшали великие фигуры мирового социализма: Бебель, Жорес, Каутский, Вандервельде. Появление рядом Бебеля и Жореса, казалось, демонстрировало всему миру, что война между Германией и Францией невозможна.

«Пусть правительства учтут, когда они вызовут военную опасность, как легко смогут народы рассчитать, что их собственная революция будет им стоить меньше жертв, нежели чужая война!» — громогласно провозгласил блестящий Жорес. Виктор Адлер поклялся, что если Австрия развяжет войну, -то это будет началом конца господства преступников. Джеймс Кейр Харди грозил международной революционной забастовкой против войны.

«Капиталистическое общество — великий людоед, — восклицала Клара Цеткин. — Война — это продолжение массовых убийств, которые капиталисты допускают также в эпоху мира. Война войне!» — заключила Клара свою пламенную речь.

На второй день конгресса был принят знаменитый Базельский манифест. Как стихи, повторяла Александра его слова: «Пусть правительства хорошо запомнят, что при современном состоянии Европы и настроении умов в среде рабочего класса возникновение войны не окажется безопасным для них самих».

«Это канун мировой революции», — взволнованно думала Александра.

Конгресс завершился торжественной церемонией, в которой приняли участие шестнадцать тысяч человек. Шествие возглавляли мальчики и девочки, одетые в белое. Когда они вошли в здание собора, орган заиграл «Гимн миру» Бетховена.

«Война войне! Мир земле! Да здравствует Второй Интернационал!» — скандировали делегаты, и голоса их были охрипшими от слёз и от сладостного чувства уверенности в торжестве своего дела.

В Базеле решено было созвать следующий конгресс Второго Интернационала в Вене в августе 1914 года. По традиции, конгрессу должна была предшествовать Международная женская конференция. Как член Международного женского бюро, Александра вела активную подготовку к конференции.