— Оборотить оружие против тех, кто эту войну развязал. Превратить империалистическую войну в войну гражданскую.

— Будет ли война империалистической или гражданской, она останется войной, — вздохнула Александра. — По-прежнему будут литься реки крови, миллионы сильных здоровых юношей по-прежнему будут превращаться в зловонное, гниющее месиво.

— Мировая гражданская война приведёт к мировой революции, а добренький пацифистский мир лишь укрепит господство капитализма. — Шляпников сжал кулаки. — Выступать сейчас с лозунгами мира — это такое же предательство дела революции, как голосовать в парламентах за военные кредиты.

Лицо Александры исказила гримаса страдания. Она обхватила голову руками и склонилась над столом.

Шляпников растерялся. Поначалу он молча ждал, пока она успокоится. Потом встал, обошёл скамейку и, подойдя к Александре, стал осторожно гладить её плечи.

Она продолжала сидеть, не поднимая головы.

— Александра Михайловна, родная вы моя, не убивайтесь так. Всё будет хорошо. Как-нибудь одолеем.

Он опустился на колени и поцеловал золотистый пушок на её затылке.

— Нет! Так не надо! Встаньте, отойдите! — не меняя позы, глухо проговорила она. — Я никогда не буду принадлежать к вашей фракции.

— Эхма! — в сердцах произнёс Шляпников и зашагал к морю.

Александра подняла лицо, достала из ридикюля зеркальце. Погасшими глазами на неё смотрела немолодая, осунувшаяся женщина. По щекам растеклась краска.

«Как же я такая страшная пойду домой», — пронеслось у неё в голове.

— Александр Гаврилович! — позвала она Шляпникова.

Через минуту он подошёл к скамейке.

— Я в таком виде в город не могу ехать. Мне необходимо искупаться. Садитесь вот так, спиной к морю. И не оборачивайтесь.

— Вот и правильно, так-то оно лучше будет. А я пока делом займусь. Владимиру Ильичу в Швейцарию письмишко надо набросать.

Крупными квадратными буквами Шляпников стал заполнять странички блокнота. Он сообщал Ленину о своей нелегальной поездке в Петроград, о положении в партийных комитетах, о настроениях среди рабочих, отчитывался о поставках литературы из континентальной Европы через нейтральную Швецию в Россию.

Черновой отчёт занял двадцать страничек блокнота. Сказано вроде всё. Можно поставить точку. Что же это Александра Михайловна так долго купается. Он с беспокойством обернулся.

Александра своей плавной походкой брела по отмели в сторону берега. Шляпников не мот оторвать глаз от её пронизанного солнцем прекрасного тела. В такт её неторопливым шагам медленно подрагивали розовый живот и высокие, как у девушки, груди. Она собрала в горсть густые пряди потемневших от воды каштановых волос, выжала их и свернула в большой узел на макушке.

Продолжать разглядывать её было неудобно, и Шляпников отвернулся. В этот момент раздался крик Александры. Шляпников опрометью бросился к ней.

Она лежала на боку. Тело её едва было прикрыто водой.

— Ох, простите меня, трусиху, — виновато проговорила она. — Я наткнулась на медузу, дёрнула ногу и оступилась. Кажется, подвернула палец на ноге, но это пройдёт. Извините, что вам из-за меня пришлось в башмаках в воду лезть. Но я попробую выбраться сама.

— Да уж я вас отнесу. А вдруг чего повредили.

Шляпников бережно взял её на руки и понёс к берегу.

Взглянув на его широкие заскорузлые ладони, Александра поймала себя на мысли, что такими руками её ещё никто не обнимал.

Так же бережно Шляпников опустил её на тёплый песок. Он хотел подняться, но Александра не размыкала своих рук.

Пылающие губы Шляпникова стали мгновенно сушить солёную влагу на её лице, шее, груди, животе.

Ласкающей железной рукой токаря, как наждаком, счищал он с её бёдер и спины налипший песок.

Это было Очищение.

До сих пор она блуждала в сумерках. Совершала неверные шаги. Оступилась. Ей помог подняться простой рабочий. Большевик. Ленинец. Это была её судьба. Её счастье. Счастье революционера и женщины.

Она погладила его волосы своей всё ещё влажной ладонью. Коснувшись губами его уха, прошептала:

— Я хочу отдать себя всю без остатка ленинской фракции.

Когда они вернулись в пансион, Александра повела его в свою комнату. Пока она принимала ванну, Шляпников начисто переписал письмо Ленину.

Из ванны она вышла раскрасневшаяся и помолодевшая.

— Санечка, не обижайся, — виновато сказала Александра, когда Шляпников поднялся ей навстречу. — Я немножко вздремну. После всех этих переживаний и бессонницы я так измоталась.