Слепой он, что ли, этот железнодорожник, или не замечает лица Иржи?

— Вот, веду вам нашего героя, — объявил кондуктор в дверях купе. — Чешского летчика из Советской Армии.

Несколько секунд стояла напряженная тишина. Потом девочка захныкала: «Ма-а-ама, ма-ама!» — и потянулась к матери.

Скала давно не видел детей. Он с нежностью подумал о сыне и, не догадываясь, что девочка испугалась его, ласково протянул к ней руки. «Ну, ну, малышка…» Но девочка взвизгнула, словно ее резали, и тотчас раздался нервный голос матери:

— Не трогайте ее, видите, она вас боится!

Как громоотвод принимает молнию, так все существо Скалы восприняло эти безжалостные слова. Губы его побелели. «Извините…» — дрогнувшим голосом прошептал он.

Мать никак не реагировала на его извинение.

— Положи головку сюда, Марцелочка. Так, так, и не гляди туда.

— Прошу прощения, — медленно произнес кто-то голосом Скалы. — Прошу прощения.

Скале стыдно, что в его голосе слышится оттенок упрека. Он до боли стискивает зубы. Ведь это естественно, естественно, естественно! И ты бы так поступил!

Но мать совсем потеряла голову от страха.

— Нечего ходить туда, где дети! Ведь знаете, что они пугаются вас!

Скала успокаивается. Боль в душе затихла, словно от анестезирующего укола.

— Вы правы, извините. Я не подумал об этом.

Дверь купе с грохотом закрывается. Железнодорожник в ярости резким рывком распахивает дверь и говорит жестко, с трудом сдерживаясь:

— Я всего-навсего кондуктор, дамочка, но будь это в моей власти, я бы остановил поезд и высадил вас прямо на насыпь.

— Ты неправ, — глухо говорит ему в коридоре Иржи.

— Нет, прав, тысячу раз прав! — возражает кондуктор. — Не в лице дело, твоя военная форма ей не понравилась! Но ты не суди о нас по таким барынькам.

…Скала сидит на опушке леса, задумчиво улыбается и стирает со лба пот.

Так вот какая здесь обстановка. Многие чехи, особенно простые люди, восхищаются Советским Союзом, любят его. Меньшинство, недовольное новыми порядками, ненавидит все, что идет с Востока. Иржи заметил это еще в поезде, он столкнулся с этим и в Праге, почувствовал такие же настроения в штабе молодой, заново формирующейся армии… На какой стороне Карла? Отец?

Скала не спеша встает, глубоко вдыхает свежий воздух. Уже почти год прошел после войны, лес дышит запахами весны, мир прекрасен…

Собачий лай, сердитый, громкий, вдруг смолкает и переходит в радостное повизгивание. Скала замирает от умиления. Тебя-то я и забыл, Жучок! Ни разу о тебе не вспомнил за все это время.

Пес радостно кидается ему под ноги.

— Но, но, но, ты, мой милый, старый! Ты — то меня узнаешь, как бы не изменилось мое лицо! Ну, ладно, ладно, хватит, отстань. Увидят нас вместе — сразу догадаются. Ну, иди, иди, марш! Я потом приду…

Как трудно иногда нажать кнопку звонка! Словно отваливаешь тяжелый камень от пещеры: здесь ли еще клад или кто-нибудь унес его?

Шаги. Легкие, шаркающие, видимо, Карла идет в шлепанцах. Ведь сейчас раннее утро.

Наконец-то! Дверь отворяется, старая жизнь смыкается с новой…

Карла! Красивая! Красивее, чем прежде! Сердце у Иржи колотится. Ухватившись за дверь, он говорит глухо:

— Извините, пожалуйста, я капитан Андрей Докоупил. Я знал вашего мужа и обещал ему навестить вас.

Он не сводит напряженного, жадного взгляда с лица Карлы, но не видит ни испуга, ни ужаса, только грусть.

— Зайдите, пожалуйста, — говорит она смущенно, каким-то странным тоном. — Спасибо, что не забыли его просьбы.

Скала делает шаг вслед за знакомым силуэтом. Одно движение — и он мог бы схватить ее в объятия.

Шесть ступенек, как шестьсот мучительных лет в чистилище. И вот наконец!..

— У вас так уютно, — слышит Скала, словно издалека, свой голос. — Разрешите немного оглядеться. Это первый чешский дом, в который я вошел за много лет… — спешит объяснить он.

— Все осталось так, как было, когда уезжал Иржи, — отвечает Карла и молча указывает на кресло.

— Как у вас хорошо! Иржи порадовался бы… если бы вернулся.

Это грубо, жестоко и неблагородно — кокетничать собственной смертью. Но идти на попятный уже нельзя.

— Садитесь, — слышит он голос Карлы. — Извините, я так взволнована. Когда я думаю, что вы видели Иржи в последние минуты перед… — она запнулась, — перед полетом…

И тут Скала совершает первый промах.

— Не только перед полетом, Карла, — говорит он.