Ледяной холод. Она судорожно закашлялась и забилась, пытаясь вытолкнуть воду из легких. Тело было невероятно, ужасающе тяжелым, как и голова. С трудом удалось повернуться на бок. События словно рисунки на старинной вазе, неподвижными черно-белыми оттисками проходили мимо.

Прошло довольно долгое время прежде, чем она смогла встать. Сначала на колени, и долго сидела так, сгорбив спину и съежившись в комок. А потом уже на непослушные ноги. Едва не упала. Голова ужасно кружилась. Всюду, куда падал глаз, побережье было усеяно обломками. Неподалеку она увидела тело. В слепой жалкой надежде опустилась рядом, пытаясь счистить тину с бледного лица. Хотя видно было, что девушка мертва. Закрыв ей глаза, Аннекен поднялась и побрела по берегу, ища хоть кого-то живого, хотя надежды не было. Собственное спасение казалось ей едва ли не страшнее, чем гибель соратниц. Солнце тускло светило из-за туч, клонясь к закату, дул сильный промозглый ветер. Аннекен неожиданно споткнулась. Решив, что о какой-то обломок, глянула вниз, но то был не обломок. То была рука. Точнее, две руки, связанные и посиневшие. А, чертов ублюдок! Аннекен присела и принялась разгребать мусор. Неосознанно ею руководило желание увидеть снова это красивое жестокое лицо, лицо монстра…увидеть его мертвым. Однако, последующее событие заставило её отдернуть руку. Она уже очистила от тины верхнюю часть его тела, когда с посинелых губ внезапно сорвался хрип. Аннекен застыла, глядя на пирата расширенными от шока глазами. Жив! Её неожиданно охватила животная ярость. Все её подруги, соратницы мертвы, а эта дрянь дышит! Она с неожиданной злобой залепила пирату пощечину. Он снова захрипел, судорожно закашлялся, выталкивая воду из легких и окатив её фонтаном пенистой жижи. Аннекен без сил уронила руки на колени.

– Будь ты проклят, Хлыст!- хрипло произнесла она…и принялась раскапывать нижнюю часть пирата.- Не надейся сдохнуть легко! Не выйдет!

Больше живыми она не нашла никого, но подальше от кромки воды обнаружила выброшенный бочонок с порохом и обрадовалась этой находке. Пистолет всё ещё оставался при ней, надежно закрепленный двумя лямками на бедре. Был так же и мешочек с пулями.

Неподалеку от побережья, лишь чуть углубившись в лес, она почти сразу обнаружила естественное укрытие в виде обломков базальта, сваленных друг на друга и образующих нечто вроде неглубокой пещеры. Перетащив туда пирата, она швырнула его в угол пещеры и села, прислонившись к стенке. Она слишком устала, была слишком измождена. Но оставаться так, без огня, без защиты. Немного отдохнув, она принялась за дело. Натаскала валежника, сложив его у входа в пещерку. Сложила небольшой костер, всыпав в основание его горстку пороха, и взялась за огниво. У неё не было трута, но порох с успехом исполнил его роль. Ей пришлось потратить почти пол-часа прежде, чем она смогла высечь достаточно искр, чтобы воспламенить его. И вскоре небольшой уютный костерок весело потрескивал в пещерке, наполняя её живительным теплом. Свернувшись калачиком и улегшись на ложе из травы, устроенное в уголке, девушка наконец смогла передохнуть и обдумать сложившуюся ситуацию. Она на земле, но что это за побережье? Куда принесла её судьба? И что теперь делать с этим выродком, который волей Провидения оказался рядом с ней? Аннекен приподнялась, вслушиваясь в хриплое прерывистое дыхание лежащего рядом мужчины. Она лежала ещё довольно долго, ворочаясь без сна, иногда подбрасывая ветку-другую в огонь. Лишь под утро усталость и наконец проникшее в измученное тело тепло сморили её, погрузив в глубокий спасительный сон.

Аннекен проснулась от хриплых отчаянных стонов. Открыла глаза, не совсем понимая, где находится, всё ещё во власти сна. Что-то ударило по ноге. Стряхнув с ресниц остатки дрёмы, она всмотрелась в полу-мрак, слегка рассеиваемый алым сиянием не до конца прогоревших угольков. Хлыст метался, всхлипывая, умоляя кого-то о пощаде. Левая нога дернулась в паре дюймов от костра. Аннекен толкнула его, попытавшись разбудить. Пират продолжал метаться. Несвязные вопли, срывающиеся с изодранных губ, вначале не вызывали в девушке ничего кроме злости и раздражения. Однако, прислушавшись, она внезапно ощутила как сердце сжала ледяная лапка. Стало не то что жутко, неуютно. Словно по душе провели мокрой грязной тряпкой.

– Нет…пожалуйста…Джоанна, не отдавай меня! Джоанна! Нет…умоляю…пустите! Пустите меня…неееет!

Желая хоть как-то заглушить эти отчаянные хриплые вопли, Аннекен обхватила голову пирата и прижала его лицом к груди. Он продолжал метаться, глухо всхлипывая, но постепенно судороги становились всё слабее. Наконец большое тело обмякло в её объятиях. С облегчением вздохнув, девушка аккуратно переложила голову Рэтбоуна на травяную подстилку. Он снова сжался в комок, подтянув колени к груди. Глядя на него Аннекен испытала смешанное чувство ненависти, отвращения и странной, иррациональной жалости. На самом деле, не отдавая себе отчета, она понимала, что пытать и истязать пленника сейчас не просто глупо, но и противоестественно. Одно дело-глумиться над вполне осознающим своё падение врагом, прекрасно понимающим, за что его муки. И совсем другое-истязать полу-мертвого, невменяемого человека, не понимающего даже где и кто он такой.

– Я вылечу тебя, - сказала она, пристраивая голову пленника на охапке травы, убирая спутанные волосы с бледного лба. –Вылечу тебя, сукин ты сын…подлая ты дрянь…а потом…тебе жизни не хватит, чтобы заплатить за всё, что ты натворил!

Сознание то возвращалось, то вновь покидало её. Она не помнила, сколько находилась вот так, между светом и тьмой, где каждый звук был словно грохот барабанов, а каждый вдох резал сознание острыми раскаленными лезвиями. Сквозь боль и грохот она ощущала мягкие, удивительно нежные руки, касавшиеся её тела, лица, вливавшие живительную воду, пресную воду в источенные солью губы. Она плыла на волнах пламени и льда, зовя, отчаянно зовя Аллорет, Жана, Алиетт…тех, кто был ей дорог. Словно во сне она видела убийцу брата, его красивое лицо, искаженное наслаждением, чувствовала вкус его семени на губах…

– Тише, тише, госпожа, - мягкий голос сочился в сознание чистыми каплями света. Французская речь! Сквозь прикрытые веки она видела тусклое оранжеватое сияние. Глаза болели. Но она заставила себя открыть их.

Над ней склонилось молодое спокойное лицо. Тонкие черты, немного крупноватый рот, слишком соблазнительный для существа мужского пола, темные волосы обрамляют мягкий овал лица. Но самым примечательным были глаза. Она протянула руку, коснувшись щеки. Он взял её ладонь и улыбнулся. Глаза, казавшиеся омутами на тонком лице, сверкнули от радости.

– Хвала Господу, вы очнулись, госпожа, - голос был мягким и приятного тембра. Почему-то стало тепло и уютно. Маленькая, почти женственная рука коснулась лица, убирая волосы.

– Я уже начал бояться. Как вы себя чувствуете?

– Не очень…- она слабо улыбнулась, поразившись тому, как жалко, пискляво прозвучал её голос.

– Вы помните, как вас зовут?

– Мари…но…кто вы? Француз?

– Арман де Шанже, француз, всего лишь жалкий слуга Господень, -полу-детская улыбка на пухлых губах. –Не беспокойтесь, госпожа Мари, здесь вы в безопасности.

– Где…здесь?

– Туземцы конечно заблудшие души, - мягкая рука гладила волосы, успокаивая поднявшийся было страх, - но у них добрые сердца. Они выловили вас из воды полу-мертвую и принесли сюда. Здесь мы с вами-единственные христианские души, не считая двух десятков обращенных. Лежите, не вставайте, вы ещё слишком слабы.

Он приподнял ей голову, приложив к губам краешек раковины. Она сделала пару глотков и обессиленно поникла.

– Так где…всё-таки…

– Гаити.

Гаити…о Боже, за что? Она всмотрелась в тонкий профиль мужчины, лишь теперь заметив , что одежда его-это одеяние миссионера. Он снова повернулся к ней и она с трудом сдержала слёзы. Нет, он совсем непохож был на Жана. Но доброта в его глазах, огромных и нежных, заставила её сердце болезненно сжаться.