Шрифт:
Цветаевский метод не гарантирует желанной точности: ее корнелюбие не может не потянуть от текста, не увести в сторону. Картина рождается как бы из недр самого слова – словно бы заложена в его корне…
Неудачи преследуют охотника, он молится Адгилис-деда. Это ярко-характерное для Важа Пшавела место поэмы. Приведем дословный перевод: «…Помоги мне, Адгилис-деда, направь мою руку, да не окажется ложным, будь милостива, вчерашний мой сон. Если он раньше исполнялся, почему он сейчас не исполнится? Я ведь охочусь, следуя сну. Убиваю зверей этим путем».
Вот как это звучит у Заболоцкого:
Услышь меня, Адгилис-деда, И руку так мою направь, Чтобы за мной была победа И превратился сон мой в явь. Он мне приснился прошлой ночью, Он предвещал удачу мне, – Позволь увидеть мне воочью Все то, что видел я во сне.Это прекрасные стихи, и все-таки здесь скорее описанная эмоция, чем заклинание, мольба.
Сны – важное звено в поэтическом мире Цветаевой, гносеологически тут некий поэтический идеализм – сны первичнее реальности, они являются вещими, по-своему управляют действительностью, не реальность толкует и объясняет сновидение, а, наоборот, сновидение – реальность. В снах для Цветаевой символизируется и то, что рациональное имеет иррациональное происхождение. В стихотворении 1918 года «Стихи растут, как звезды и как розы» есть такая строфа:
Мы спим – и вот, сквозь каменные плиты, Небесный гость в четыре лепестка. О мир, пойми! Певцом – во сне – открыты Закон звезды и формула цветка.Молитва охотника не могла не затронуть Цветаеву, мотив сна был для нее весьма родственным, а будучи затронутой, она благодарно откликнулась на него со свойственной ей безудержностью – она прежде всего значительно превысила количество строк по сравнению с оригиналом. Вначале она дала как бы комментарий, предваряющий собственно молитву-мольбу:
Матерь мощная! ЦарицаВекового рубежа,Горной живности хозяйка,Всей охоты госпожа,Все охотники – сновидцы!Род наш, испокон села,Жив охотой был, охота жВещим сном жива была:Барс ли, страшен, орл ли, хищен,Тур ли, спешен, хорь ли, мал, –Что приснилось в сонной грезе –То стрелок в руках держал.И наконец, следует собственно молитва – мощнейший всплеск накопленной, сконденсированной поэтической энергии, словно оправдывающий то, что было нагромождено и накручено в комментарии и информации о той, кто ни в какой информации и комментарии не нуждается:
Матерь вещая! ОленяМне явившая в крови,Оживи того оленя,Въяве, вживе мне яви!Чтобы вырос мне воочьюИсполин с ветвистым лбом!Чтобы снившееся ночьюСтало сбывшееся днем.Обратим внимание, что чрезвычайность эмоции вызвала отступление от принятой системы рифмовки – стихийно оказались зарифмованными все четыре строки.
И тут охотника потрясает вой попавшего в беду барса. Конечно, Цветаева для зверя немедленно найдет слово сочувственное, родное: «Раздирающий, сердечный стон идет». У Заболоцкого – «сердце охватила жуть». Различие характерное.
Охотник решает помочь барсу, признает в нем брата: «Он, как я, живет охотой» – Цветаева, «Он, как и я, живет охотой» – Заболоцкий, – единственный случай дословного совпадения, за вычетом одного слога. Зверь приближается к охотнику – у Заболоцкого это естественно и вместе с тем легендарно, у Цветаевой тут чрезмерно плотная словесная ткань, движение проистекает за словом, в слове – оно зависит от слова, оно не самостоятельно. У Заболоцкого слово следует за движением, регистрирует его.
< image l:href="#"/>Следующее четверостишие у Цветаевой живописно ярко, психологически естественно и легендарно:
Смотрит в око человекуОком желтым, как смола,И уж лапа на коленоПострадавшая легла.Так это накрепко зарифмовано: смола – легла. Четверостишие по добротности можно сравнить с такими же четверостишиями Заболоцкого, например:
Когда на небе звезды меркнутИ месяц катится, сверкнув,Заночевавший в скалах беркутТочил об этот камень клюв.У Цветаевой по поводу этого камня следует каскад строк, звучащих столь по-цветаевски, что возникает сомнение – а есть ли такое в оригинале. Речь идет о камне, который занозил барсу лапу:
С той поры осколок злостныйБарса ждал да поджидал.Пестрый несся, – злостный въелся.Берегися, быстрогон!Где пята земли не чует, –Там и камень положен!Слишком цветаевское, как правило, все-таки оказывается отступлением от подлинника. Этих строк нет в оригинале.