Шрифт:
— Мы должны помолиться за твою маму и ребёночка. Ей понадобится наша сила.
Эдд всхлипнул и отёр глаза грязными, испачкавшимися кулачками.
— Пап, мама умрёт?
Джон резко вдохнул и невольно перевёл взгляд на Брана. Его брат, обернувшийся кузеном, имел способности, которых он не понимал, да и, положа руку на сердце, находил тревожными. Но лицо Брана было стойким и сдержанным, не давая Джону никакой мудрости.
— Она с ребёнком находится теперь в руках Старых богов, — сказал он наконец сыну, ведь никто не смеет лгать перед сердце-деревом. — Вот почему мы должны молиться. Ты ведь храбрый мальчик, сделаешь это ради меня?
Эдд снова всхлипнул, но вытянулся и кивнул, хотя в глазах по-прежнему оставались следы слёз.
— Да, папа. Я очень храбрый; такой же храбрый, как Робб!
Джон усмехнулся и снова взъерошил волосы сына.
— Конечно, ты храбрый, а теперь опустись на колени рядом со мной и склони голову. Да, вот так, и в своём сердце скажи богам, что именно ты хочешь, и попроси их о помощи и силе.
— Не говорить это вслух, верно, пап?
Джон кивнул. Робб опустился на колени с другой стороны.
— Верно, сынок; говори слова в своём сердце, и боги услышат тебя.
Он подождал, пока не склонятся головы и не закроются глаза обоих его сыновей, и последовал их примеру. Его сердце билось, как сумасшедшее, но он велел ему успокоиться, уняться.
Пожалуйста, просил он в тайниках своей покрытой шрамами, потемневшей души, пожалуйста, не отнимайте её у меня.
______________________________
Пока повитуха занималась Сансой, Джон держал на руках дочь, и внутри него зарождались знакомые чувства любви и гордости при взгляде на её хрупкие на вид и на ощупь черты. Тонкие волосики на её совершенно круглой голове были тёмные и вьющиеся; лицо, хоть немного сжатое после родов, было длиннее, чем у её братьев; а губы были полные и розовые, как у Сансы. Она была прелестной и немного нескладной, и Джон подумал об Арье, зная, как будет называться его дочь. Выбранное имя идеально подходило для их маленькой волчицы.
— Дайте мне увидеть её, — слабо умоляла Санса, по-прежнему столь же прекрасная, несмотря на прошедшие годы и все невзгоды. Джон улыбнулся, подошёл к ней и устроился на кровати рядом, передав малышку ей в руки.
Лицо Сансы осветилось, что бывало редко; как правило, оно скрывалось за старательной маской вежливости. Она заворковала над своей дочерью, проводя по пушистой щёчке пальцем. Джон обернул их обеих рукой; в его сердце жарко разгоралась гордость, когда он осознал, возможно, уже не в первый раз, что это было той жизнью, о которой он мечтал, и, хотя он пришёл к ней не так, как ожидал, он был не настолько глуп, чтобы оставаться неблагодарным.
— Добро пожаловать, маленькая Арья, — прошептала Санса и кинула ему нежную улыбку, ту, что она уже давно приберегала только для него. Боги, он любил её. Он знал это уже не первый год, но их брак был настолько странным, что он не был в этом уверен, несмотря на всё, что между ними было. Его заботы показались ему нелепыми перед лицом жизни, которую она держала в своих руках; жизни, которую они создали вместе, рождённой больше от страсти, нежели из долга.
Джон запечатлел на виске Сансы поцелуй, больше оттого, чтобы скрыть почти неодолимые эмоции, и накрыл руку, державшую голову его дочери, своей ладонью.
Маленькая Арья вытянулась, милая и такая совершенная, и открыла свои глубокие фиалковые глаза.