Шрифт:
— Рисовая вода и мука. Мягкое тесто означает плоть, печеное — кости. Горячее масло, смешанное с кровью, впитывает слова и мысли.
Значит, вот как Хаиш разбудил брата.
Я погладила Аларика по руке. Нет смысла спрашивать, жалеет ли он мертвых.
Нет.
Еще когда принц дрался с Мариусом, а затем — и видя воспоминания супруга, я заметила одну особенность. Он почти никогда не уклонялся от ударов. И его воины тогда, во время боя с верами — не уклонялись. Они не жалели ни себя, ни противников.
Если подумать, это совершенно естественно для тех, кто знает грязь и скорбь смерти. Не торжественную, будто запах кипариса, печаль, а сладкое, восковое тление. Жгучую зависть и злобу. Это пропитывает все существо, будто кленовый сироп — кусок кукурузного хлеба. Вообще удивительно, как после подобного можно испытывать радость. И когда ты осознаешь, что даже самый близкий, уйдя, способен будет разорвать тебя на части, вымещая свою боль, стоит тебе только проявить слабость — как решиться на доверие? Сохранить милосердие?
У каждой расы — своя расплата за силу.
— Есть еще кое-что любопытное, — говорит Аларик. И вновь эта жестокая усмешка.
— Что же? — провожу я по волосам своего мужчины.
Аларик смотрит в мои глаза. Он вновь делает правильный выбор: говорит правду.
— Ради заключения союза между итилири и орками, в залог честных намерений, Хаиш готов отдать мне в жены свою сестру.
***
— О, вот оно что, — я улыбаюсь нежнейшей из своих улыбок, проводя кончиком пальца по губам дроу. — Тебе повезло, что Хаиш согласился отдать свою родную кровь такому жестокому и подлому ублюдку, как ты.
Злость придает мне сил. Я бью Аларика по лицу, наотмашь, и на его коже остается алая линия от тяжелого перстня на моей руке, будто полоса рассвета.
Кстати, о перстне. Я снимаю его и бросаю за окно. Не нужен он мне больше.
— Драгоценная, ты что творишь? — принц держит меня, не позволяя встать.
Я бью его еще раз.
— Отпусти меня. Иначе…
— Не отпущу.
Ну что же. Я произношу мысленно слово активации. Мои глаза утрачивают остроту зрения, будто подернутые молочной пеленой, и обоняние становится моим проводником. Выскользнуть из рук Аларика теперь легко — жестокая плавность движений моего нового тела помогает, а кровь, холодная, будто шелк, возвращала способность мыслить хоть сколько-нибудь здраво.
Благодарю приютившую меня змею — она прекрасна, с серой чешуей, переливающейся, будто перламутр, — и та возвращается во владения Мудрейшей, а мое тело — вновь в воплощенном мире.
Аларик стоял уже в двух шагах от меня и смотрел, как зверь на загнанную добычу.
— Ты ведь знаешь, что я больше не смогу быть ни с одной женщиной, кроме тебя. Я дал клятву, помнишь?
— Нет, это ты забыл, — я прижалась к стене и скрестила руки на груди. — Именно поэтому, думаю, и сказал «согласен». Ты внезапно понял, что я тебя не устраиваю? Или одной тебе мало?
— То есть ты думаешь, что я ждал тебя столько времени, чтобы затем, как ты говоришь, внезапно, жениться на другой? — вкрадчиво спросил дроу.
Его ладони на каменной стене по сторонам от моего лица, а губы — так близко.
— Все равно. Ты ведь согласен. Жениться на другой согласен, я имею в виду.
Хватит. Я мягко касаюсь его щеки — и тут же царапаю ее, желая причинить боль.
Не желаю сейчас ничего обсуждать. Не желаю ни о чем думать. Я просто хочу домой.
Родной мир встречает меня тихим снегом и безветрием. Глубокий вдох. Я закрываю дверь своего дома и прохожу в большую гостиную. Сажусь на диван и закрываю глаза.
Поверить не могу, что все это происходит на самом деле. Слова о любви оказались ложью. Дымом. Я не могу отпустить Аларика — он нужен мне. И не могу его держать — если он не желает быть со мной.
Просто не понимаю, как он мог так поступить. Жестокая шутка?
— Открой, пожалуйста.
Вздрогнув, я поворачиваюсь к окну — и вижу Аларика. Он облокотился о раму и смотрит на меня, не отрываясь.
— Убирайся.
— Я сейчас разобью окно, — спокойно говорит дроу.
Совершенно точно, я могла бы сказать: как пожелаешь, разбивай. Но это дом моих родителей, и я не могу позволить здесь подобного.
Задвижки скользят мягко вверх. Я успокаиваю охранные заклинания. Все хорошо.
Ложь.
Аларик буквально одним плавным движением становится на подоконник и оказывается в комнате.
— И что, ты готова отпустить меня?
Почти невозможно представить свою жизнь без него. Но гордость подаст мне руку и поддержит.
— Да, — я надменно вскидываю подбородок.
Он улыбается. Улыбается, подумать только!
Аларик обнимает меня за талию и привлекает к себе. С невыразимой нежностью.