Шрифт:
Наверное, все волнения сегодняшнего дня все же взяли свое — хоть я и решила держать себя в руках.
Моя чашка летит на пол. Будем считать, что я не хочу чая сейчас.
— Твоя прихоть?
— Лапушка, успокойся, — в низком, хриплом голосе я четко слышу приказные ноты.
— Не смей разговаривать со мной таким тоном, — тихо и вкрадчиво говорю я.
— Успокойся, — повторил Аларик.
Дроу опустился в кресло. Он смотрел на меня в упор — и наверное, действительно можно гордиться, что я способна выдержать взгляд этих черных глаз.
— Подумай. Что, если бы эти твари убили тебя? Моих родителей — или твоих? Кого-то из гостей — или кого-то из итилири? Я уже говорил тебе, что у меня нет права на жалость — потому как есть долг.
Неожиданно он ударил по подлокотнику, и дуб раскрошился под его рукой.
— Твою мать. Я люблю тебя. Я уязвим перед тобой. И я хочу, чтобы ты поняла меня.
Он прав. Глупостью было упрекать его сейчас. После сегодняшнего боя.
Он устал.
Я подошла к своему мужчине и встала напротив.
— Мне всегда казалось, что любовь — это не слабость. Напротив, она придает сил.
— В чем-то ты права. Действительно придает сил — защищать то, что тебе дорого.
То есть убивать. Но я оценила деликатность формулировки.
Аларик вновь так близко. Он притянул меня к себе, и мои тревоги растворяются в сандаловом запахе его кожи.
Странное проявление равновесия, подумала я. Чтобы мы остались жить — кто-то другой должен был умереть.
И я поняла правоту Аларика. Не из-за того, что я здорова и жива. А потому, что здоровы и живы сейчас мои родители.
— Спасибо.
Супруг целует меня в шею. Мои руки путаются в жестких прядях.
— Я не могу поступить иначе с Мариусом, — мой принц, как всегда, безошибочно угадал основную причину моего неудовольствия. — Именно этот ублюдок — причина сегодняшнего нападения.
— Мне показалось, что послать Кариззу к своему отцу с жестоким посланием — это была провокация с твоей стороны. Разве нет?
— Возможно, — улыбается мой принц.
За окном — снег, белый, будто ванильный зефир. И наши ласки этой ночью столь же мягкие.
Его поцелуи на моих бедрах, и молочная, сладкая тяжесть внизу живота. Мои пальцы ощущают бархатистость кожи и твердость его плоти.
Нам обоим хотелось забыться. Хотя бы на короткое время.
Глава 14
— Как ты?
Вампир сел на край кровати Ссешеса. Дроу остался нынешней ночью в медицинской палате из-за большого количества наложенных швов, чтобы хорошенько отдохнуть, и Ашер не мог не воспользоваться случаем навестить любимого.
— Почему ты здесь?
Зелень глаз генерала под полуприкрытыми веками темнеет. Вампир наклоняется, чтобы поцеловать его.
— Наверное, потому, что мне совершенно плевать на тебя.
— Вот оно как, — Ссешес поднимается на подушках, поддерживаемый рукой вампира. — Что же, могу сообщить, что это более чем взаимно.
— Рад видеть, что ты в порядке, — Ашер улыбается плотоядно и хищно. Его ладонь скользит под покрывало, к поясу спальных брюк дроу. Лаской касается твердеющего уже члена.
— А ты? — брюнет подносит к губам руку Ашера, на которой видны швы.
— Я возвращаюсь завтра в Орлеас, — говорит Ашер.
— Знаю, — генерал резко привлекает возлюбленного к себе и целует вампира в шею. Это не поцелуй даже — укус, скорее. — А я должен оставаться здесь.
— Если ты свяжешь себя с кем-то иным, я тебя убью.
Синева взгляда Ашера будто разбелена ядовитым соком аконита.
— Я не даю тебе выбора. Ты ведь понимаешь?
Разумеется, Ссешес понимает. Для них обоих совершенно очевидно, что теперь, когда они открылись друг другу, встречи станут гораздо более частыми. Слишком тяжело быть далеко.
Кроме того, генерал и сам готов был обеспечить своему любимому очень долгие мучения — если тот посмеет прикоснуться к кому-либо чужому.
— Понимаешь?
— Я понимаю, что безумно хочу тебя трахнуть, — дроу переворачивает Ашера на спину и кладет руку на его горло.
Ссешес входит на всю длину, одним движением. Страх потерять самого близкого, который он испытал сегодня, разрушает его самоконтроль и делает почти грубым. Глубокие, болезненные толчки. Дроу желает доказать самому себе, что вампир здесь, рядом. В его объятиях.