С нужными таблетками я выбежал из комнаты и помчался по ступенькам вниз, чтобы дать девушке то, что способно привести ее в чувства. Она все так же сидела на полу, Саманта обнимала ее и покачивала (как будто это могло помочь, ага…), а Джеймс носился со стаканами воды. Монике становилось только хуже: закатив глаза, она тряслась, потеряв контроль над своим телом, на ее подбородке блестела слюна. Я слышал, как она задыхается, и понимал весь ужас ситуации.

— Отошли! — рявкнул я не своим голосом и втиснулся между двумя ебанутыми помощничками, чтобы притянуть девушку к себе. Я опустился на пол рядом с ней, посадил ее к себе на колени и, обхватив ее затылок одной рукой, второй запихнул таблетки ей в рот. — Воды, живее!

Саманта продолжала смотреть на происходящее глазами, полными неподдельного страха, а Джеймс поспешил за очередной порцией воды. Когда он вернулся со стаканом, я влил холодное содержимое в Мон, обнял ее крепко-крепко и молился про себя о том, чтобы приступ скорее закончился. Девушка тряслась в моих руках, рвано дышала и слабо хваталась пальцами за мою футболку. Она выглядела такой беспомощной, что впервые я ощутил странное чувство… Захотелось плакать. Я хоть и мужчина, но при виде молодой девчонки, которой так не повезло в жизни, слезы невольно проступали наружу.

— Довольны? — я аккуратно вытер влагу с губ и подбородка Мон, а после бросил взгляд на Саманту и Джеймса. — Я клянусь, что если еще раз она пострадает, я порву вас на мелкие кусочки. Сука, клянусь!

Они молчали и испуганно то переглядывались между собой, то смотрели на меня. Я был даже рад, что они не стали вставлять свои пять копеек, ведь одного слова хватило бы, чтобы заставить меня кинуться на них. Я люто ненавидел обоих и мечтал, чтобы они поскорее свалили из дома, оставив и меня, и Монику в покое.

Когда Мон стало немного легче, она медленно раскрыла влажные глаза и взглянула на меня. Я бережно поглаживал ее подбородок, все еще не отпуская из своих объятий, и волнительно ощутил, как между нами пробежал целый поток самых нежных чувств. Осторожно, боясь навредить, я опустил голову и прижался своим лбом ко лбу Моники.

— Все хорошо, я буду рядом. Никто не посмеет тебя обидеть, — сказал я тихо, твердо, чтобы все поняли, насколько серьезны мои слова. Мон закрыла глаза, уткнувшись лицом в мое плечо, и я воспринял это как знак, что она очень устала и хочет отдохнуть. Это было вполне естественным и логичным желанием после всего, что с ней произошло. Как можно аккуратнее встав на ноги, я держал Монику на руках и еще раз смерил взглядом ее мамашу вместе с любовничком. — Сейчас я отнесу ее в комнату, пусть поспит. Даже не смейте шуметь и мешать ей.

Они неуверенно кивнули, почти синхронно, на что я ухмыльнулся и направился вместе с девушкой на второй этаж. Я медленно шел по ступенькам, боясь лишний раз потревожить Монику, ногой раскрыл дверь в ее комнату и уложил бедняжку на кровать. Она свернулась калачиком, позволив мне укрыть ее одеялом.

— Спи, а я буду рядом, — мне не хотелось покидать пределы ее комнаты, поэтому я сел на пол возле постели, тяжело вздохнул и посмотрел в окно.

Стало ясно, отчего Моника такая молчаливая… В ее жизненной ситуации остается только молчать и хранить все в себе, ведь никому нет дела до того, что творится внутри хрупкого, беззащитного создания, но теперь у нее есть я. Мне есть дело, и я буду оберегать ее, даже если она будет против. Кто-то должен стать ее защитой и опорой.

========== Глава VIII ==========

Я не шевелился и молча смотрел в окно. Моника спала, а я, как верный страж, оберегал ее покой и сон. Она даже не вертелась, спокойно лежа под легким одеялом светло-голубого цвета. Казалось, что само небо укрыло ее своей воздушной любовью, но это была всего лишь бездушная ткань. Когда-то и я чувствовал себя таким же бездушным внутри, привлекательным снаружи. Теперь же все кардинально поменялось. Ответственность опустилась на мои плечи и навязчиво шептала: «Защищай Монику, будь рядом с ней, ты один можешь ей помочь». И я буду защищать, буду рядом. Я был готов оградить ее от всех жизненных уколов, от любой трудности, которая может задеть ее, но понимал, что если буду слишком навязчивым, рискую отпугнуть ее от себя. Придется действовать осторожно, плавно, давая понять, что меня не стоит шугаться.

Не знаю, сколько я просидел, но моя спина начала болеть. Я попытался принять более удобную позу и зашевелился на полу, но неожиданно рука Моники потянулась ко мне, и я тут же сел обратно, прикоснувшись пальцами к ее ладошке.

— Как себя чувствуешь? — я смотрел на ее измученное, уставшее лицо, поглаживая ее тонкие пальчики.

— Спасибо, Тэхен… — прохрипела она, даже не в силах открыть глаза. Я видел, как подрагивают ее ресницы, слышал ее сопение и осознавал, что попадаю под влияние сильнейших женских чар. — Что там мама?

Боже мой, даже в таком состоянии, после всего, что произошло, она вспоминает о своей матери! Об этой шалавистой, немолодой кошке! Я поразился. Женщина, которая ударила свою дочь, лишь бы та не мешала ей трахаться с кобелем… Гадко. Я поморщился, цокнув языком, но все же ответил.

— Не знаю, они не заходили к тебе. Наверное, ушли, — мое лицо, выражающее злость и отторжение, даже покраснело. Я хотел было накричать на Монику за ее чрезмерную доброту, за ее неуместное спокойствие, но смолчал. Я бы лучше ударил сам себя, чем накричал бы на этого ангела. — Ты лучше о себе думай. Может, хочешь чего? Только скажи, я все сделаю.