Это зимнее наше окно,но как будто иное, не прежнее:где дома, где дорога проезжая?..В снежный лес превратилось оно.Там проходит тропинкой запутанноймалый братик мой и сестра.В чаще белого серебранепонятно — куда идут они?Неприметной тропинкой своейв глубь лесную уходят рядомпод серебряным листопадом,под серебряной сенью ветвей.Без боязни мой братик с сестройбродят в чаще серебряных елей:в том лесу ни зверей, ни метелей —тишина, белизна, серебро.Там таится волшебная птица,лучезарные перья у ней.Лишь ее шесть ночей и днейищут братик мой и сестрица.И в седьмой только день на заре,пробудившись, она затрепещет,золотым опереньем заблещет,отражаясь в лесном серебре.Запылает лесная зима,расступается лес понемногу,и знакомую вижу дорогу,и опять возникают дома.
1925
Дождь
Кто-то шумно швыряет пшеничные зерна на крышу,их клюют второпях обезумевшие петухи;густо сыплется дождь, и во мраке полуночном слышу,как тяжелые капли колотят по краю стрехи.Прорастают упавшие зерна колосьями длинными,а средь них возникают, как дьявольские грибы,волдыри черных зонтиков, и над размытою глиноюпроплывают во мгле будто волею черной волшбы.Сыплет дождь из лукошек, отборной пшеницею полных,и дерутся всю ночь петухи над летучим зерном,а наутро является солнце, как желтый подсолнух,что без семечек выклеванных поднялся за окном.
1925
Молодость
Рассвет блеснул, и день начавшийся прокукарекал во дворе,и где-то шумно отворилась и шумно затворилась дверь;поспешно мухи зажужжали, едва проснулись на заре,и все, что мне приснилось ночью, я вспомнить силился теперь.Потом пошел бродить по улицам среди загадок и чудес;один шатался я и к вечеру забрел неведомо куда.Вслух на ходу читал я вывески, а в дождь, забравшись под навес,следил, как рельсами трамвайными бежит проворная вода.Я шел, не глядя на витрины, в шагах мне чудился мотив,слова сплетались в ритмы длинные, необычайны и легки,а мне вослед смеялись девушки, меня глазами проводив —смешила их моя рассеянность, моя походка и очки.И дома вечером казалось мне, что корка черствая вкуснаи что мягка подстилка жесткая, и я ложился не впотьмах —одна светилась лампа в комнате и две — в двойном стекле окна,и, чтобы видеть сны отчетливей, я часто засыпал в очках.
1925
Молитва
Жил иль не жил я? Ужель и впредьдаже этому остаться в тайне?Господи, не погуби, не дай мнедо начала жизни умереть!Уведи от сложного и простоприобщи к блаженной простоте,чтоб гроши последние и тес легким сердцем я бы нищим роздал.Пусть я вновь обрел бы радость в том,что рассветный мир твой свеж и звонок,и счастливым стал бы, как ребенок,что снежинки с неба ловит ртом.И еще молю тебя о чуде —научи меня словам простым,чтобы, ото всех неотличим,жил бы я, как все на свете люди.
1927
Балкон
Он каменный, железный — всё, как в давнемстроении прадедовских времен,и лишь дверной проем заложен камнем —из дома нету двери на балкон.Неведомо когда и кем построенный,ненужным стал, но в летний знойный часпичуги, залетев сюда спокойно,пьют дождик из его чугунных ваз.Бродяги здесь под крышею квадратнойскрываются ночами от дождя,через года разлуки безотраднойнечаянно друг друга находя.Любой из нас его не замечает,рассеянной заботой поглощен.Хозяева и не подозревают,что за стеной их дома есть балкон.
1928
Зеркало
Долгими годами ждешь ты чуда,а оно пред нами всякий час…Видишь — грузчик мимо насзеркало несет. Взгляни отсюда —город в зеркале как мир тысячелицый:улицы, ворот высоких своды,здания, заборы, пешеходыи внезапные автомобили,будто обезумевшие птицы…Площадь зыблется, и, сбившись тесно,крыши и балконынакренились и вот-вот исчезнутв блеске неба, в синеве бездонной…Не дивись, что, тяжестью измотан,сгорбясь, человек идет с трудом.Небывалый, дивный мир несет онна плече своем.
1937
Снег
На кручи крыш в их тесноте железнойи на асфальт бульваров городскихсойдет ли хоть однажды снег небесный,подобно ангелу, безгрешно тихи лучезарен? Вряд ли!.. Дым тлетворныйнад городом царит весь год, весь век.Здесь и зима, наверно, будет черной,здесь неизвестны ангелы и снег.Он если и слетит с небес немых,то лишь на срок, отмеренный минутками:здесь полицейскими и проституткамирастоптанный, он сгибнет прокоптелымот дыма, что из труб валит с утра…И лишь в садах он остается белым, —там, где играет детвора.
1929
Полдень
Я и комната в тени, а в рамемоего окна сияет лето.Воздух от жары дрожит, как пламя.Вижу чью-то стену в блеске света,вижу там, как женщина спокойно,напевая, мыть окошко стала,и напев был с нею схожим — стройныйи такой же сладостно-усталый.День уснул глубоко. Не повеетветерок; от зноя нет покоя —сохнет рот, и кровь моя немеет,а окно под женскою рукоюискрится, дрожит сияньем полдня,комнату мою мгновенно полнявспышками лукавых беглых молний.
