— Добрый вечер, дружище, — без улыбки поздоровался Старший с ворочающемся на земле между ящиками Пио Глезье и продемонстрировал ему короткий, не дающий отблесков меч, а может, длинный кинжал. — Меня зовут Мистер Добрый Парень, а того, кто тебя так ловко вырубил — Хмырь. Из этого тебе лучше бы сделать несколько быстрых выводов.

— Что… что вам нужно?

— Так это твой мерзкий голос мы слышали давеча, — догадался Старший. — Но выводы, как ни крути, ты сумел сделать очень даже правильные. Кричать и звать на помощь сейчас не нужно, охранники все равно не успеют, а тебе, готов спорить, не понравится жить с перерезанным горлом. Соображаешь?

Торговец не стал рисковать и ограничился осторожным кивком.

— Возвращаясь же к вопросу — нас очень интересует ключ от твоего помещения на складах. Ведь есть же у тебя таковое? На всякий случай предупрежу — Хмыря злить не стоит, он довольно нетерпеливый и очень опасный парень.

— Ключ… в кармане.

— И верно, — подтвердил Старший, наскоро охлопав торговца. — Один на вход и на выход внутрь здания, так? Отлично. Стоит ли нам ждать скверных сюрпризов? Не знаю, системы слежения, ядовитые пауки какие-нибудь… мины-ловушки? Нет? Вот и славно. Видишь, как все быстро решилось? За голову извини, еще с полчаса поболит, но жить будешь, и даже, думаю, неплохо. Ты, кстати, на чем специализируешься-то, такой румяный? Судя по приятному выражению лица, оружием подторговываешь?

— Нет… кормовым зерном. Поэтому в помещении постоянно работает механическая вентиляция. Чтобы не отсырело.

— Вентиляция — это шум. А шум — это значит, нас не услышат. Отлично, пухлый, ты нам очень помог, и по этому случаю получаешь главный приз — мы пальцем не тронем твои припасы, поживимся у других ребят. И то сказать — на кой-черт нам твое кормовое зерно?

***

— Послушай… — сказал Младший, когда они, немилосердно топоча, что не имело никакого значения при громко воющей вентиляции, миновали владения невезучего торговца. А может, и очень даже везучего — как посмотреть. — Я тут кое о чем подумал.

Старший неразборчиво фыркнул.

— Не стоит стыдиться — мы все этим грешим порой. Некоторые чаще, чем другие.

Использовав тот же ключ, они вышли в общий коридор с десятком дверей по обеим сторонам. У каждой, разумеется, был свой собственный ключ, поэтому стоило поискать что-то вроде учетной конторы, где стало бы ясно, в какие двери стоит искать ключи, а какие представляют собой пустышки вроде помещения с зерном.

— Сейчас, когда мы провернули этот трюк с толстым… да и раньше, со стражниками на мосту… я оба раза был наживкой. Приманкой.

— Сообразительность — явно не твоя сильная черта, парень. Но продолжай, разумеется.

— Они ведь могли догадаться, что это все подделка… да этот торговец, мне кажется, в конце догадался, как-то раскусил меня — он мог позвать охрану, и она имела все шансы успеть.

— Это более, чем вероятно. Что с того?

— И ты бы не стал меня выручать? Спасать, отвлекая внимание? Атаковать стражу, рисковать?

Старший Гаррет на секунду призадумался, потом покачал головой.

— Не думаю.

— Выходит, я был просто инструментом? Отмычкой, которую можно использовать, а можно и бросить, если риски слишком велики?

Старший в некотором удивлении поглядел на внезапно ставшего словоохотливым напарника. Задело его, что ли?

— Парень, все мы в те или иные моменты используем друг друга — правда, с разным успехом. Все дело в том, что у одних это получается чуть лучше, а другие так и не овладели этим искусством, и в качестве успокоения решили, что это для них слишком низко и неэтично. Все мы инструменты друг для друга, дружище. Все.

Младший ссутулился и стал похож на огорченного и потрепанного ворона. Мастер-вор изогнул уголок рта в усмешке.

— Не так уж похоже на легенды, которые ты слышал в детстве, четыреста лет спустя? Не расстраивайся, парень. С легендами всегда так, они редко бывают похожи на свои поздние описания, здесь не бывает черного и белого, и даже в бессловесной грязи обязательно находятся свои мерзкие оттенки и полутона. С одним из них ты сейчас имеешь счастье беседовать. Я не совершаю подвигов и не спасаю мир — это не в моем характере. Это просто жизнь, и она у меня — вот такая.