Ужасно… просто ужасно. Именно тот факт, что я стою и жмусь тут как школьница на первом свидании. Он не твой парень, он вообще ничейный. Свой собственный. Просто скажи ему как есть и все. Нет – значит нет, не усложняй вам обоим жизнь. Ты не жалела его чувства ни разу за всё ваше знакомство, ты была честна и откровенна, так и продолжай эту добрую традицию.

Я вздохнула.

– Мне страшно оставаться одной... Не уходи...

– Ладно…

5

– Знаешь, Том любил вставать рано, так рано, что порой его не было дома уже до рассвета… - Я булькнула в кружку, припоминая своё желание привязать его к кровати, чтобы он не будил меня с радостным лицом и не вытаскивал из тёплой кровати спозаранку. – Он был художником и любил рисовать рассветы, мог долго сидеть, созерцать рассвет, фотографировать его, снимать на видео, а только потом рисовать. Меня это так утомляло… особенно вставать до рассвета.

Мой вздох разнёсся по комнате. Я заглянула в кружку, она снова была пуста, раз в пятый как минимум.

– А Марина вообще, мне порой казалось, не спала… мы оба гоняли на мотоциклах. И представляешь, гонки кончаются, отдых с друзьями, время за полночь, мы, уставшие, возвращаемся и падаем на кровать дома, проходит пара-тройка часов, и что? – Мэтт сидел передо мной в позе лотоса и разводил руками, - она встаёт и идёт на балкон делать йогу. Потому что пора вставать и не важно, что мы легли так поздно… как меня это злило. Я всегда любил поспать, а тут…

– Ага, и ещё он делал такое лицо типа, ну что ты злишься, это же так нормаааааально вставать в пять утра.

– Да-да, будто не понимает, что сон самое ценное, что есть у нас в жизни.

– И еда.

– И мотоциклы.

– И любовь, пожалуй.

– Да, наверное…

– Знаешь, сто лет не пила кофе... Том всегда так меня смотрел, когда я говорила о кофе, будто я помои обсуждала на приёме у королевы. Он считал, что оно разрушает организм, поэтому он пил только травяной чай его бабушки. Вкусно, конечно, но нифига не бодрит, если ты полночи не спал.

– Да уж… Марина предпочитала зелёный чай, признаюсь, он если хороший, неплохо прочищает мозг, но все равно ничто не сравнится со вкусом кофе, этим бархатистыми нотками.

– И аромат такой… - я застонала, падая на подушки.

– Да, а аромат свежесмолотого кофе?

– О да… у моего отца есть деревянная кофемолка, ты знаешь, как она пахнет после стольких лет?

– Думаю афигенно.

– Не то слово… обожала в детстве её нюхать.

– Да, я думаю, что нет ничего плохого в чаях, но они не заменят кофе.

– Верно-верно. Ничто не заменит кофе.

Мы помолчали, каждый вспоминая что-то ещё. Но сквозь толпы воспоминаний, которые гудели в голове, перебивая друг друга, крича, чтобы я поведала о них Мэтту, пробивалась одна интересная мысль: у нас с ним было куда больше общего, а вот Тому и Марине было бы интересно познакомиться друг с другом. Интересная была бы встреча. Жаль, что этого никогда не случится. Даже странно, что я сначала я посчитала Мэтта при нашей первой встрече таким тупым быдлом, а сейчас я вижу в нем человека с израненной душой, телом, своими чувствами и переживаниями. У меня такое ощущение, словно мы долго знакомы. И этот день, уже подходивший к концу, сблизил нас больше, чем если бы мы были знакомы годами. День был посвящён говорению, мы выговаривались, вытаскивая из себя свои обиды, гнев на любимых, рассказывая смешные истории и придурковатые случаи из жизни, приоткрывая завесу наших душ. И поражаясь… я была поражена, что этот парень, разивший алкоголем, каждый час маявшийся от желания покурить, иногда сдерживающийся, иногда нет, варящий прекрасный кофе, умеющий ездить на мотоцикле, увешанный тату и пирсингами в самых разных местах, обладал тонкой душой, разбирался в искусстве, мог отличить одного художника от другого, собирал книги о живописи и фанател от Леонардо да Винчи. Как я могла такое даже предположить? Мои стереотипы не вмещают настолько объёмную личность. И да, он не похож на «нормальных» парней, но он нормальнее всех, кого я знала.

Я лежала на подушках, разглядывая украдкой его задумчивую позу, когда он о чём-то думал или вспоминал, заметила я, Мэтт трогал нижнюю губу, оттягивал её, дёргал, скручивал. Это было так забавно. Сейчас не могла его оценивать, просто я собирала факты о нем в такую большую папку с грифом «Досье на Мэтта». Просто голые безоценочные факты. Их было много, они были неожиданными, горькими, иногда не очень приятными, но я искреннее старалась держать свой вектор восприятия в норме, не ударятся в отвращение к нему и не восхищаться им. Просто принять его таким как есть, со всех сторон. Как если ты обходишь скульптуру, смотришь на неё снизу, сверху, справа и слева, подмечаешь детали, читаешь об авторе, ты относишься к скульптуре никак, ты просто её созерцаешь, вот и я старалась также. Смотреть на него как человека, ни хорошего и ни плохого, потому что все люди, и я в том числе, совершают разные поступки под влиянием разных обстоятельств и эмоций. И все люди поровну состоят из недостатков и достоинств, главное принять обе стороны человека.

– Ещё меня всегда бесило, что когда я готовил, она никогда не доедала… - Вдруг произнёс Мэтт, в его голосе звучала неприкрытая боль. – Почему меня раздражал человек, которого я любил? Да я за неё бы жизнь отдал…

Он судорожно выдохнул, закрывая лицо руками. Я поднялась с подушек, и подползла на коленях к нему и порывисто обняла, Мэтт часто дышал, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.

– Почему?.. мне так жаль…

– Я думаю, что все любимые нас в чём-то раздражают, потому что мы разные… мы не одинаковые, а злость или раздражение - это лишь показатель, что мы такие непохожие. Реакция на это…

– В тот день я не успел ей сказать… - тихий сдавленный шёпот, пробуждающий мурашки по всему телу, - я не успел ей сказать, как она мне дорога…

– Она это знала, - слезы скатились из моих глаз, тот день встал и перед моими глазами, я взяла его голову в свои руки и заглянула ему в покрасневшие глаза. – Они оба знали. Знали, что мы их любили, и чтобы мы не говорили им до этого… они знают… что мы любили их… так сильно любили.

Мэтт молчал, глядя мне глаза.