Видимо, нервы сдали окончательно, если я осмелилась пошутить в этот момент. Но, Джек, как будто, этого и не заметил:

— Нет, Амелия. Хотя, думаю, твои виноватые глаза мне понравятся! Собаки, прося прощения, лижут руки хозяина! По крайней мере, мне нравится именно этот вариант! Ты же хочешь, чтобы я тебя простил, Амелия?!

— Ты же не серьёзно?! — в шоке посмотрела я на него.

Окровавленные руки Смеющегося Джека… Это была кровь артистов «Арлекина»! Кровь тех кто, до сегодняшнего дня, заботился обо мне! Кровь дорогих людей… Джек, на самом деле, хочет, чтобы я… чтобы я сделала это?!

— Если ты хочешь, чтобы я простил тебя, ты сделаешь это, Амелия! Если нет… давай развлекаться дальше! — рука Джека, недвусмысленно, погладила меня по обнажённому телу.

От последнего, я замерла от страха, почти перестав дышать. Чем это могло помочь, спрашивается? Ничем. От Джека не спастись, притворившись мёртвой. От него, вообще, никак не спастись! Никак и нигде…

— Выбирай, Амелия: либо ты просишь прощения за своё плохое поведение, либо тебе предстоит ещё очень и очень долго отдавать мне своё тело!

Выбирать? Из этого? Вновь, быть изнасилованной или попробовать на вкус кровь артистов? Лизать руки Джека? Что из этого хуже? Я… я знаю. Я не хочу ни того, ни другого, но… как ни странно, секс пугает меня гораздо больше! Чтобы больше не ощущать Смеющегося Джека так близко… Чтобы он больше не прикасался ко мне… Чтобы… чтобы этого больше никогда не было!.. Ради этого… ради этого я переступлю через себя… унижусь… сделаю то, что не могло присниться даже в самом страшном сне!

— Я… я сделаю это, — мне самой мой голос показался чужим — каким-то надломленным, глухим… не моим. — Я… я попрошу прощения.

Сказать, что эти слова дались мне с трудом? Это было бы обозначением очевидного. Я понимала, что после того, как я это сделаю, я… я умру. К сожалению, не в физическом смысле. «Но, ты же этого и хочешь, нет? — горько спросила я себя. — Ты хочешь избавиться от имени… Ты хочешь избавиться от своего прошлого… Ты… ты хочешь умереть… Пусть и не в буквальном смысле (твой личный кошмар не позволит тебе покинуть этот мир), но… ты, всё равно, хочешь смерти. Смерти „Амелии“…». Всё так. Всё, на самом деле, так! Отказаться от прошлого… Отказаться от самой себя… Что, после этого, станет со мной? Неизвестно, но я хочу верить, что будет лучше, чем сейчас. Будет легче. Главное, пережить этот момент и всё.

Джек, тем временем, встал и отошёл от меня на несколько шагов:

— Иди ко мне, Амелия! Иди и покажи, что ты чувствуешь себя виноватой передо мной!

Я плохо себе представляла, как смогу встать в этом состоянии. И смогу ли я это сделать, в принципе. Но Джека это, по всей видимости, это не волновало. Так я решила… Как выяснилось, я несколько ошиблась. Стоило мне только, с огромным трудом, попытаться встать на ноги, Смеющийся Джек, вновь, швырнул меня на пол и сказал:

— Никогда не видел, чтобы собаки ходили на двух ногах! А ты, Амелия?!

Когда я поняла, что он хочет от меня, меня передёрнуло! Худшего унижения в моей жизни ещё не было! Этот клоун, действительно, считает меня за собаку?! Он предлагает мне ползти к его ногам на четвереньках?! Но… либо так, либо будет насилие… Лучше уж быть собакой, чем… чем, кем? Кем считает меня Джек, насилуя? Никем… Его не интересует сам секс. Его интересует пытка. Вот и всё. Но, при этом, я для него — никто. Лучше, на самом деле, быть его верной собакой, чем… никем. Вещью… Ужасное рассуждение? Неправильный вывод? Где моя гордость? Сдохла. Гордость, чувство собственного достоинства… Это не то, что можно позволить себе при такой жизни. Плевать на гордость. Плевать на всё. Я, всего лишь, хочу жить и, при этом, не страдать!

Я попыталась опереться на ладони. Но, раненые руки пронзила такая жуткая боль, что я, со стоном, снова, оказалась на полу.

— Я не могу! — озвучила я очевидное. — Слишком больно!

— Будет ещё больнее, Амелия, если ты этого не сделаешь! — с яростью произнёс Джек.

Я ему поверила сразу. Поэтому, буквально скуля от боли, едва не теряя сознание от неё, я, медленно-медленно, поползла к Джеку. Каждое движение давалось через силу, через какие-то невообразимые усилия… А я ползла и с ужасом ждала того момента, когда приближусь к Смеющемуся Джеку. Было так страшно… Было так противно от себя самой… На что я иду, чтобы не мучиться? Я согласна на положение домашнего животного? Я согласна пить кровь своей семьи? Согласна унизиться? Да. Да — на любой из этих пунктов. Вот такая я трусиха. Вот такое я жалкое создание. Отвращение… это единственное чувство, которое можно испытывать к себе, верно? Верно. Хотя, по большому счёту, такое чувство к себе может испытывать, лишь, человек. А я человек? У меня были большие сомнения на этот счёт. Можно ли назвать человеком существо, которое, запросто, загрызло девочку… Существо, которое убило родных для себя людей… Существо, которое, с лёгкостью, пытало сверстников… Нет… это существо уже не человек. И имя оно не заслуживает.

Я, каким-то чудом, всё-таки, смогла доползти до ног Смеющегося Джека. Оставалось сделать совсем немного — попросить прощения. Как просят его собаки. Я подняла голову. Окровавленная рука Джека была почти напротив моего лица. Надо было только наклониться вперёд и… слизнуть капли крови. Только и всего. Ведь, это такой пустяк! Это так просто! Просто, ведь? Просто… Легко… «Давай, ты можешь это сделать! — попыталась я заняться самовнушением. — Это просто! Дел-то, всего, на минуту!». Но… это мне, нисколько, не помогло. Простым это не казалось.