По крайней мере у двадцати видов птиц выросшие птенцы довольно долго сохраняют привязанность к родному гнезду, а это уже можно рассматривать как зачаток социальных отношений в прямом смысле слова. У некоторых крапивников подросшие, но еще не достигшие зрелости птенцы изгоняются из гнезда, как только начинается насиживание яиц второго выводка. Но случается, что они долго не уходят от гнезда, приносят веточки, чтобы укрепить стенки, доставляют корм, выбрасывают помет, всячески стараются быть полезными; иногда при этом они начинают просить корм у родителей, проявляя своеобразный сдвиг назад, в сторону птенцового состояния.

Случается также, что птицы, занятые выращиванием своего выводка, берут на себя заботу о птенцах из соседнего гнезда, если те лишились родителей. Скотч наблюдал молодого, еще не достигшего зрелости самца Sialia, который без отдыха выкармливал пятнадцать птенцов, принадлежавших к шести различным видам.

По-видимому, мы сталкиваемся здесь с проявлениями аномального «родительского инстинкта»: птица начинает реагировать на любого птенца, с писком разевающего клюв. Эта гипотеза довольно правдоподобна, однако она не позволяет объяснить другие наблюдения Скотча, сообщившего, что некоторые птицы забывают о собственных птенцах ради чужих, принадлежащий вдобавок к другому виду.

Как относятся законные владельцы гнезда к помощи птиц другого вида? Незваного гостя могут выдворить, если, конечно, он сам не изгонит хозяев, одержимый стремлением во что бы то ни стало принести пользу. В других случаях все протекает гладко, но нередко пищу из клюва помощника берут родители, которые не выносят, когда чужой кормит их детей. Сотрудничество может достигать высшей точки: птицы одного вида откладывают яйца в гнездо другого, а насиживают особи обоих видов поочередно.

К сожалению, еще нет возможности написать хотя бы небольшую монографию об американских общественных кукушках или о «республиканцах» (Philetairus socius) Южной Африки; слишком мало пока у нас документированных данных о том, как выполняется ими сообща работа (именно в этом, по-моему, заключается истинный критерий общественной жизни). Ничего не поделаешь, с этим придется подождать. Однако уже сейчас можно попытаться проанализировать основы общественной жизни в большой колонии пингвинов.

Новейшими данными по биологии самых странных обитателей Антарктики — императорских пингвинов — «мы обязаны молодым французским ученым Сапен-Жалюстру и Прево. Здесь можно говорить о подлинно удивительной биологии высших животных, сумевших приспособиться к суровым климатическим условиям. Судите сами: прежде всего — ветер неслыханной силы (до 70 метров в секунду); на Земле Адели он перевевает за год через каждый квадратный метр побережья около 20 000 тонн снега. Температура от —10 до —33°. Но в самую суровую пору антарктической зимы эти птицы насиживают яйца. Пурга уносит тепло с невероятной быстротой. Когда Жалюстр захотел подсчитать, чему может равняться ее охлаждающая сила [31] , он получил беспримерную цифру: —180°!

Императорские пингвины названы так за свой весьма внушительный рост (1 м 44 см при окружности груди 1 м 32 см) и вес (от 26 до 42 килограммов). Несмотря на силу и на защитный слой жира, императорские пингвины не могли бы существовать в одиночку; именно поэтому так развита и усовершенствована у них общественная терморегуляция (вспомните зимний клуб пчел). Когда температура становится слишком низкой, 200–300 пингвинов плотно прижимаются друг к другу, образуя почти правильный круг — так называемую «черепаху». Этот круг медленно, но непрерывна вращается вокруг центра. Когда наступает пора высиживания птенцов, «черепахи» могут объединять от 500 до 600 птиц; вращаясь, они медленно и неуклонно передвигаются в направлении ветра. Движение, видимо, рождается в зоне наименее защищенных от ветра птиц, которые скользят вдоль боков «черепахи». Во время снежных бурь, длившихся от 36 до 48 часов, «черепахи», как установил Прево, передвигались на 100–200 метров. После бури пингвины расходятся.

Эффективна ли такая общественная терморегуляция? Молодые французские исследователи удостоверились в этом, измеряя температуру, — операция, кстати, весьма рискованная; требуется не меньше двух смельчаков и изрядное количество запасных термометров, так как пингвины при всем их миролюбии бывают сначала да крайности изумлены, а затем возмущены тем, что с ними проделывают, и стоит только зазеваться, как они с помощью своих коротких, но необыкновенно сильных крыльев отправляют термометры ко всем чертям; достается и наблюдателям. Зато результаты стоят затраченных усилий: при 19° мороза температура птиц в центре «черепахи» доходит до 35–36°. Напомним, что ко времени измерения температуры птицы голодали уже около двух месяцев. Следовательно, в изолированном состоянии они «сжигают гораздо больше горючего». В одиночку пингвин теряет в весе свыше 200 граммов, а в «черепахе» — около 100, и это ежедневно!

Когда нет ветра и устанавливается мягкая погода, примерно —10°, наступает время брачных игр (рис. 54).

Рис. 54. Позы пингвинов.

А — позы во время ходьбы; Б — императорский пингвин, различные позы (1–4) при демонстративном поведении; В — два аделийских пингвина трутся клювами, будто с намерением их отточить; Г — поза «экстаза»; Д — аделийский пингвин, несущий камень в свое гнездо; Е и Ж — кормление молодые пингвинов (по Сапен-Шалюстру, Рихдалю и Прево).