— Наверное, ты считаешь меня очень нехорошей тетей.

— Если я скажу, кем я вас считаю, папа даст мне по губам.

Женщина снова рассмеялась. И как Суровень запал на такую хохотушку?

— Я просто констатировала факт.

— Кон… сто… стато… - я попыталась выговорить слово, будто это могло помочь его понять.

— Сказала правду. Глупо тратить время на того, кто никогда не сможет перенять его опыт владения мечом, — присевшая рядом подруга отца сжалилась над мной и перевела свою фразу на более понятный язык: — Мечи не твое.

— Если много-много стараться, то все получится!

— Это ложь взрослых, деточка, дети не должны ее слушаться, а ты слушаешься. Никогда не пробовала что-то другое?

— Деревенские девчонки не принимают меня, говорят, что я дочь головореза. А мальчишки бьют. Точнее били.

До сих пор не могу понять, отчего я так открыто общалась с обидевшим меня человеком. Глупый ребенок, что с меня взять.

— А что говорит Суровень?

— Говорит, что он зарабатывает деньги кровью, значит, и я буду, а не то… — я уткнулась в колени, вспомнив один разговор Суровня с другими наемниками. Мною овладела решимость как можно скорее стать полезной. — В убийстве людей нет ничего такого! Мы просто мясо!

Рядом раздался хмык.

— Вы посмотрите-ка, что за разговоры ведутся. Конечно, я просто обязана остановить это, прочитать проповедь и наставить на путь истинный, но… не хочу. Ты дочь наемника, значит, в этом твоя судьба.

— Судьба… — с раннего детства мне не нравилось это слово. Оно казалась мне высокой-высокой горой, которую нельзя обойти, и которая заграждает твой путь к легкой жизни. — Вам легко говорить о ней. Не всем быть героями в сверкающих доспехах.

— О, ты имеешь что-то против героев?

— Вы мне не нравитесь. Все считают вам хорошими, а вы… вы… плохие.

— Да, мы плохие. Мы тоже смеемся над калеками и беспомощными. Только все это делают в тайне, а я нет, — героиня послала мне ослепительную улыбку. — Так что мы ничем не отличаемся от простых смертных.

— О вас поют барды, вас все любят, вы хорошо кушаете и любой король обязан дать приют, если вы попросите.

— Погоди-погоди… Ты завидуешь мне!

— Нет! Кто будет завидовать такой страшной тетке?!

— А ночью мне говорили обратное… В общем, давай ты покажешь мне рану, и я уйду со спокойной душой!

Мне не хотелось получать помощь от обидчицы, поэтому я заартачилась. После недолгой борьбы и ощутимой оплеухе, рана все же была показана страждущему зрителю.

— Не верю свои глазам… — настырная женщина отпустила меня и я тут же приняла позу рассерженного маленького зверька. — Мне, конечно, показалось странным, что ты слишком резво бежишь для раненной, но частичное излечение… Раньше так бывало?

— Каждый день, — неохотно призналась я.

И снова я услышала этот раздражающий смех. На этот раз он вызвал у нее слезы.

— Ох, эти мужчины, что за дураки. Так долго не замечать очевидное… Твоя судьба не мечом махать, а раны лечить.

— Чего?

— Я говорю, тебе придется лечить то мясо, которое ты хотела разделывать.

Та странная героиня ушла в тот же день. Когда я вернулась в лагерь, Суровень встретил меня, как ни в чем не бывало, и дал миску тарелку с остывшей кашей.

— Она уехала?

— Как видишь. Вы, бабы, мужиков с младых лет начинаете делить.

Сколько его помню, он всегда думал, что женщины крутятся исключительно из-за его ауры самца. Не то, чтобы они опровергали его утверждение…

— Как ее зовут? Она странная.

— Тоже заметила? Эти героини стоят из себя недотрог, а сами знаешь какие… Никогда не будь такой! Все о чем ты должна думать, это про твоего бедного несчастного приемного отца, которого нужно обеспечивать в старости!

Помню, именно тогда у Суровня появился первый седой волос, поэтому он сильно переживал.

— Ты же недавно говорил, что героем быть — круто!

— Они по-прежнему круты, по крайней мере эти засранцы могут получать любое заданице и кривить рожи, если что не по им холеным задницам.

— Ты забыл сказать ее имя.

— Имя… имя, — наемник нахмурил брови и скрестил руки на своей мускулистой груди, выдержать мощи которой не всякая рубашка могла. Уж я-то знаю. — На кой оно тебе? Буду я всяких помнить! — громко рассмеялся мой забывчивый отец.

— Она сказала, что у меня способности к магии, — пробубнила я, уткнувшись в миску.

Лицо Суровня внезапно посерьезнело. Наемники считают магов «белоручками», даже тех, кто опустился до их уровня, не особо любят, а тут я со своим заявлением, практически его преемница.