Я отрицательно мотаю головой, что тоже дается мне нелегко. Эх, лучше бы я спала! Во сне совсем не ощущается боль.

– Ты выпала из окна нашей комнаты в общежитии, – с горечью произносит Бри. – Приземлилась ты, сильно ударившись грудной клеткой и головой. Еще ты каким-то образом сломала обе ноги. Но ты упала на газон. – Бриджит делает такие длинные паузы между предложениями, словно в следующую очередь она скажет что-то ужасное. – Врачи давали благоприятный прогноз, но… – Она запнулась на слове, будто совершенно не желая ставить меня во все подробности.

– Что «но», Бриджит? – Кажется, сейчас у меня остановится сердце. Между нами образовывается ужасная недосказанность, которая не сулит ничего хорошего.

Подруга делает тяжелый вздох и быстро мотает головой из стороны в сторону. На глазах ее наворачиваются слезы, и мне в миг становится не по себе. Она знает нечто ужасное.

Бридж подрывается с места и прямиком направляется к выходу из палаты.

– Мне нужно бежать, Фиби, прости, – подруга тараторит так быстро, что почти забывает произносить слова полностью. – Я навещу тебя позже, хорошо?

И тут же вылетает из палаты. Какого черта? Что было таким неприятным, что она даже не поставила меня в известность?

И снова комнату обволакивает мертвая тишина, прерываемая пищаньем прибора, выводящего на экран мой пульс. Мне становится ужасно не по себе. Подруга знает что-то, о чем не может рассказать мне. И это явно связанно именно со мной.

Я лежала в палате, тупо оглядывая потолок, стены, деревья за окном, цветы в вазе и все прочее, и пыталась прикинуть, о чем говорила Бри. На ум не шло совершенно ничего разумного, и тогда я просто начала сдаваться. Буду пытать врачей. Уж они-то точно не станут беречь мои чувства и нервы, и выложат все, как есть на самом деле. Доктор Олсен, мой лечащий врач, конечно, добрая и заботливая женщина, но в постановках диагнозов все доктора хладнокровны.

Пиканье приборов уже начало меня убаюкивать, когда дверь в палату неожиданно распахнулась. В дверном проеме появляется мужчина. В строгом костюме, с цветами в руках и пакетом каких-то сладостей. Позади него мечется молодой человек явно моложе него и одет как оборванец. Я не сразу узнаю в этих людях родные лица. Мой отец и Тедди. Они приехали навестить меня.

При виде родных меня наполняет невероятная радость и счастье, но жаль, что проявить это я могу лишь слабой улыбкой, растянув свои шершавые сухие губы.

– Дорогая, я так счастлив, – произносит отец, подходя к моей кровати. Следом за ним плетется Тедд. – Как ты себя чувствуешь?

Мне хочется усмехнуться, но я тут же отбрасываю это желание. Мне и так мучительно больно хотя бы от того, что организм мой ужасно слаб.

– Бывало и лучше, – выдавливаю я, стараясь сделать улыбку как можно более непринужденной. Но папу не проведешь. Он, конечно же, видит, с каким трудом я изображаю беззаботность. – Я так рада, что вы приехали.

– Мы вылетели первым же рейсом, когда нам сообщила Бриджит о том, что произошло, –

Тедди присаживается на мою кровать, пока отец ставит цветы в вазу, а пакет кладет на диван. – Не могли же мы бросить нашу малышку в таком ужасном состоянии. Видок у тебя, конечно, не самый лучший!

Ох, мой брат остается невыносимым даже в этой ситуации, но я не держу на него зла. Мне хочется пихнуть его в бок, но я вовремя вспоминаю о своей неспособности бороться с ним сейчас.

– Перестань донимать сестру! – Журит папа, и мы все вместе смеемся. Папа с Тедди – громко и во всю мощь, а я – ровно так, как позволяет мне состояние.

Именно сейчас я, как никогда, ощущаю то, что я не одна. У меня есть семья. И даже если мы не можем проводить вместе каждый уикенд, устраивать пикники по вечерам пятницы и собираться за семейным обедом, папа с Тедди всегда будут моей главной опорой. Моей семьей.

– До сих пор не могу понять, как так получилось, – говорит Теодор, грустно качая головой. – Если я узнаю, что ты выпала не сама, а тебе помогли, я заставлю этого человека самостоятельно рыть себе могилу, а потом закопаю заживо.

Папа, подходит к нам с серьезным видом, словно находится не в больничной палате своей дочери, а на очередном важном переговоре. Но меня никогда не пугал такой настрой отца.

– Фиби, ты помнишь, как получилось так, что ты выпала из окна? – Строгость так и прослеживается в голосе папы.

Боюсь, мне придется его огорчить.

– Нет, отец, – почти шепотом произношу я, – совсем ничего не помню. Для меня стало шоком уже то, что Бридж рассказала мне о моей падении.

Тедди хмурится: