– Просто замечательно, – радостным тоном сообщила Аманда. – Однако у меня возникла идея, которую ты наверняка не поддержишь.

Уилл изогнул бровь в ожидании её дальнейших слов. Та заметила это и про себя порадовалась снова.

Только радость эта была с привкусом коварства.

– Я решила наградить датчиками нового образца не только Подозреваемых, но и всех Хранителей в целом. Благо, их у нас не так уж и много. Поэтому я…

– А необходимо ли будет для них повторное прохождение Золотой галлюцинации? – оборвал её Хейл на полуслове и осёкся.

Он вдруг заметил, что когда дело касалось его собственной жизни, когда над ней повисала угроза, он становился, во-первых, нервным, во-вторых, неконтролируемым, в-третьих, переживающим за свою шкуру. Походим на труса.

Но он просто понимал, что с новыми датчиками жизнь переставала быть жизнью и превращалась в простое существование. Это было видно по той же Миранде, которая вообще перестала быть собой.

– Посмотрим, – загадочно ответила Аманда. – Но ты ведь понимаешь, что дело теперь касается и тебя, верно?

– Вернее некуда.

– Твоя Золотая галлюцинация будет зависеть только от тебя. Я ещё подумаю, осуществлять её или нет. Так что датчик ты получишь не сегодня. – Она замолчала, следя за его реакцией, а тот был невозмутим, как камень. – Но обязательно получишь. Не сомневайся.

Про себя она уже невольно смеялась. Видя вокруг лишь жалость.

А Уилл уже не знал, что и думать.

Но ощущал он сейчас лишь одно.

Он чувствовал, что его предали.

***

Ночь подкралась незаметно. И мятежники приняли решение на ночь остаться тут, у Джима. Благо, места всем хватало.

Правда, Мирабель решила всё-таки уйти: дядя ждал. Кэсс тоже предпочла уехать домой и хотела забрать и Сандру, однако та воспротивилась и осталась с Маркусом, расположившись в кресле: так ей спать уже было не впервой. Её друг уснул рядом, оперевшись на подлокотник. Это, может, и не было удобно, но и оставлять её здесь совсем одну он не собирался.

Кастор чувствовал себя лишним среди всех этих людей, поэтому тоже решил удалиться куда-нибудь подальше. Может, и не в Штаб даже, но удалиться.

Когда все уже мирно, или не очень, посапывали, блуждая в грёзах, старые занавески в гостиной вдруг затрепетали от лёгкого дуновения ветерка, который появляется с чьим-нибудь приходом, а половица предательски скрипнула. Но она никого не разбудила.

И никому не помешала. Хотя и могла.

И получилось так, что всё прошло наилучшим образом.

Дверь не поддавалась.

Сандра устало вздохнула. Но ломиться прочь из комнаты она не продолжила. Тем более, что она здесь уже была, и это она точно помнила. Помнила каждую деталь: эти обои, висевшие на стенах печальными обрывками, эти качающиеся в мерном ритме из стороны в сторону, словно задеваемые лёгким дуновением ветерка, жалюзи, сквозь которые лился чрезвычайно яркий свет, не делавший, однако, помещение светлее.

Но теперь она не пустовала. Это очень остро ощущалось даже и с закрытыми глазами.

Возле стола стоял кто-то. Спиной к ней. Но даже в темноте она угадала очертания гостя, изумившись про себя, что он здесь вообще оказался.

К Кастору она не приблизилась ни на шаг. Тот, казалось, и понятия не имел, что она была тут. Смотрел на бумаги на столе, а ещё в окно. Закрытое. Из которого ничего быть видно не могло.

А потом он повернул к ней своё лицо. В полумраке не было видно, какие эмоции были на нём написаны, и для того, чтобы разглядеть, она всё же подошла поближе.

– Что ты здесь делаешь? – растерянно спросила она. А он молчал.

Тем временем на стене затрещал громкоговоритель. Сандра инстинктивно повернулась к нему лицом, как будто бы от этого из него быстрее бы полилась речь.

Но он лишь гудел, покряхтывая с интервалом в пять секунд. Девушке даже удалось этот интервал рассчитать.

Было жутко. Сплошное молчание со всех сторон её никак не радовало. Сандра подошла к столу и захотела порыскать в бумагах. Так, просто, наугад. Чтобы проверить, были ли они опять из больницы Калвари, или же нет. Но она не успела к ним и пальцем притронуться, как сзади послышался голос Сотрудника:

– Рушу стены.

Раньше она бы рассмеялась после этих слов, глупо, нелепо, но рассмеялась бы, ведь они звучали странно. Но теперь они придавали лишь больше туманности в и так далеко не солнечную обстановку.

– Зачем же их рушить? – осторожно поинтересовалась Сандра, косясь на громкоговоритель, не перестававший издавать сухой треск, словно кто-то ломал ногами прутья, валявшиеся в лесу.

Ответ снова не последовал.

Зато голос в громкоговорителе словно решил проснуться. Он заговорил, хрипло, громко, почти что чудовищно: