Шрифт:
– Сложнее, намного. Пожалуй, мое первоначальное намерение взять в состав дипмиссии Санни рю Кароль, с тем, что бы его приняли в семье ан Денец, как племянника Софины, и в обществе, было ошибочным и правильно отвергнутым Его Высочеством. Столь очевидная связь с посольством Ласурии этого семейства навлекло бы на них еще большие беды. После побега Вительи ан Денец от господина Первого советника и получения ею нашего гражданства семья и так в опале.
– А визит Росинты к Софине еще больше не повредит?
– Особого выбора у нас все равно нет, Арден. А начинать с чего-то надо и срочно. Только Пресветлая знает, сколько у нас времени. И ни в коем случае не отпускай ее одну.
Росинта ехала в вычурной легкой карете, похожей на изящное изделие золотых дел мастера. Собираясь в гости, она выбрала открытое, но приличное по ласурским меркам платье, и самые дорогие украшения. В этой стране больше, чем в любой другой, драгоценные камни были визитной карточкой. И если в Ласурии или Гаракене дамами соблюдалось правило 13 украшений, в Крей-Лиммале число '13' было применительно, только если измерять драгоценности в фунтах. Обвешанная сапфирами Рыся сверкала на солнце как витрина богатого ювелира.
Экипаж остановился у дома Таркана Арина ан Денец, Нили спрыгнул с запяток, постучал в дверь и протянул открывшему слуге узкий конверт.
– От Росинты Фаррел госпоже Софине Доли ан Денец.
Глава пятнадцатая, гаремная.
– Госпожа, к вам фарга. Назвалась Росинтой Фаррел, - с поклоном протягивая конверт, доложил слуга.
Софина пробежала глазами коротенькую записку.
– Пригласи, - кивнула.
– И позови господина.
Самсан Данир ан Треток наливался гневом и потом, несмотря на мерно опускающиеся опахала и шербет. Яффа, Первая-Жена-на-Ложе и Джола, Вторая-Жена-на-Ложе, овевали своего мужа и господина опахалами из страусиных перьев, Микил - Третья-Жена-на-Ложе, подчевала его лимонным шербетом со льда. Необъятный Первый советник раздраженно пыхтел, отталкивая ее руки. В ярость его привело сообщение - только что от дома Таркана ан Денец отбыла процессия. Дело было не в том, что Таркан с сыновьями отправился на охоту. И даже не в том, что охотиться они собрались с этими ласурскими собаками, или кто они там. Любое упоминание об этой семье вызывало такую реакцию.
– Оставьте меня. Живо! Живо!
– жены тут же бросили супружеские обязанности, торопливо поклонились и скрылись на женской половине.
– Арастун!
– смуглый мужчина, ожидавший у дверей, торопливо подошел, склонился в глубоком поклоне.
– Что говорит этот сын шакала, которому ты платишь?
– Господин, Лазам, слуга Таркана, о котором я тебе говорил... Прости меня, господин! Лазам пропал, после нашей последней встречи его больше никто не видел...
– Идэн-на-хой!
– задыхаясь, Первый советник швырнул в собеседника чашу с шербетом. Пораженный в голову Арастун счел себя свободным и, пятясь, ушел, вряд ли в указанном направлении, орошая ковер нежно-желтыми каплями.
Тем временем на женской половине жены, как водится в полигамной семье, ссорились. Если вы думаете, что делили они внимание мужа, то вы, конечно же, правы.
– Ты уже две седмицы не была на ложе господина! То ты объявляешь, что 'кажется, понесла' и отказываешь ему, потому что 'должна беречь чрево', а когда тебе зовут повитуху, то у одной руки холодные, у другой дурной глаз, у третьей ты подозреваешь заразную болезнь, а когда приходит четвертая, то внезапно оказывается, что ты 'вот только что' обнаружила, что у тебя женские дни! Мы с Яффой за тебя отдаваться должны, да?!
– Он воняет! Воняет, воняет, воняет! И потеет все время! Он липкий! Ладно бы потел от усердия! Он еще до начала уже потный и липкий!
– Думай, что говоришь, негодная! На тебе потеет Первый советник нашего великого асурха! Второе лицо государства! Это великая честь!
– Лучше с погонщиком, чем...
– мотнула Микил головой так, что толстая коса перелетела с одного плеча на другое.
– Все женщины - собственность своих мужей, но есть разница - быть глиняным горшком в хижине пастуха или серебряной чашей в доме сановника, - рассудительно поддакнула Джоле Яффа.
– Если пастух молодой и красивый, то лучше! А еще лучше - быть его единственным горшком. Он тогда его ценит больше серебряной чаши, - выпалила бунтарка Микил, отсаживаясь от старших жен в угол и отворачиваясь.
– Не плачь, - подползла к ней по ковру столь же вспыльчивая, как и отходчивая, Джола.
– Привыкнешь. Мы же привыкли...
– Я не плачу! Не плачу!
– падая в шелковые подушки и заливаясь слезами, возразила упрямица.
– Послушайте лучше, - усаживаясь поудобнее, заговорщицким тоном начала Джола.
– Вы же знаете, наш повар ко мне не равнодушен... Не перебивайте!
– цыкнула на ехидные смешки и реплики.
– Так вот, Насир был вчера на рынке. Все только и говорят, что в столице появились оборотни!