Минут двадцать спустя мы с Джеронимо, обессиленные, дрожали на полу, а неутомимая Вероника, бормоча что-то неприличное, качала пресс.

– В древние времена, - пробормотал Джеронимо, - люди добровольно ходили в походы на лыжах. Им нравились физические упражнения на холоде. Стадо невменяемых баранов! Неудивительно, что солнце ушло от них.

– Если бы ты, вменяемый баран, додумался взять лыжи, у нас был бы хоть какой-то шанс добраться до Толедано!
– сказала Вероника, переводя дух.
– А после сегодняшней физухи мне придется тащить вас обоих на своем горбу! Не говоря о том, что из жратвы у нас - три корочки хлеба.

Последние слова Вероники нашли отклик у меня в желудке. Жрать действительно хотелось немилосердно, особенно после согревающих упражнений.

– Сосредоточься на идее, - убеждал сестру Джеронимо.
– Представь восходящее солнце! Ну? Разве сил не прибавляется?

Совершив очередной подъем корпуса, Вероника остановилась, глядя на брата с жалостью.

– Оно что, по-твоему, за колючую проволоку зацепилось? Джеронимо, солнце - это громадная фиговина, больше Земли, которая висела далеко в космосе. Чего ты хочешь добиться, обежав планету кругом в восточном направлении?

– Ты еще скажи, что Деда Мороза не существует!
– фыркнул Джеронимо.
– Кто ж тогда на новый год мне подарки дарит?

Одного взгляда на лицо Вероники было достаточно, чтобы понять, кто. Но Джеронимо смотрел в другую сторону.

– И вообще, - продолжал он, - если все так просто, то какого черта ровно в полночь весь мир сдвигается к востоку?

– Сдвигается, факт, - подтвердил я.

Вероника прервала нас взмахом руки.

– Ладно, забыли. Если нам суждено сдохнуть, я не желаю остаток жизни доказывать свою правоту. Грызем хлеб, спим, собираемся и идем. К Толедано. Если хотите, убеждайте себя, что идете просить самолет.

Джеронимо сел, исподлобья глядя на сестру.

– А в чем ты себя убеждаешь?

Вероника, устроившись у насоса, прикурила папиросу. Мне даже не предложила. Стерва. Впрочем, у меня были и другие проблемы. С таксофона, рядом с которым я лежал, начал обтаивать иней, и ко мне подбиралась грязная лужа. Пришлось отползать.

– Я иду, чтобы связаться с домом и вернуться назад, - сказала Вероника.
– И вернуть тебя.

Она посмотрела на меня и пожала плечами:

– Ну а ты вполне мог погибнуть при крушении. Живи у Толедано, не высовывайся, никто о тебе и не вспомнит.

Джеронимо решительно встал, поднял справочник и зашелестел страницами.

– Ты еще подумаешь об этом, Вероника, - пообещал он.
– Когда перед тобой встанет выбор: или я, или они. Только может оказаться слишком поздно, поэтому начинай размышлять сейчас. А пищу я тебе дам. Солнце - это звезда с огромной массой и мощной гравитацией, благодаря которой Земля вокруг него и вертелась. Солнце исчезло, но Земля все еще на месте - погляди как-нибудь на созвездия. Почему? Почему мы все еще не улетели в открытый космос, не вляпались в Юпитер? Я скажу тебе, почему. Само солнце все еще там, в космосе, это на Земле проблемы. Кто-то изловчился уничтожить саму идею ежедневного восхода солнца, идею света и тепла. И этот кто-то был настоящим злым гением, но куда - спрашиваю я, - куда ему до меня? Идея - самое могучее, что только может существовать в мире. Я бы не удивился, если бы солнце сгорело, а мы этого не заметили, потому что его идея каждый день продолжала бы подниматься над горизонтом. Но кто-то уничтожил эту идею, а теперь упорно и методично уничтожает идею Земли. Алло?
– крикнул он в трубку, набрав номер.
– Да, заказ примите. Две "Поло песто" с ананасами и одну, - тут он мстительно посмотрел на Веронику, - "Диабло", перца не жалейте. Три колы, одну диетическую. Палатка между разбившимся самолетом и домом Толедано. Да, спасибо, жду.

Джеронимо грохнул трубку на рычаг и, натягивая комбинезон, продолжил:

– Пончик в том, что я пока не знаю, какие именно идеи столкнулись за сотни лет до нашего рождения, не знаю, с чем именно придется иметь дело. Но знаю другое. Год назад мир сдвигался на пятнадцать сантиметров в сутки, в этом году увеличил до пятнадцати с половиной, а после...
– Тут он вышел из палатки, расстегнув незамеченную ранее "молнию" на стенке; за "дверью" оказался крошечный тамбур, и когда Джеронимо оказался в нем, снаружи послышался призывный гудок. Повеяло холодом. Чей-то бас, голос Джеронимо, рев мотора, свист покрышек...
– ... а после того как папа истребил дом Риверосов, смещение составило почти двадцать сантиметров, - закончил мысль Джеронимо, вернувшись в палатку с тремя плоскими квадратными коробками в руках.
– Ну, Вероника? Ты все еще сомневаешься, что речь идет об идеях?
– Он бросил ей и мне по банке колы.
– Что если сейчас исчезает идея Земли, и чем меньше людей в нее верят, тем быстрее идет процесс?

На колени Веронике шлепнулась коробка с изображенным на ней ярко-красным чертом. Черт мерзко скалился и держал красный трезубец, которым, видно, только что закончил чертить надпись: "Diablo".

– Держи, пилот моего сердца.
– Джеронимо протянул мне коробку с надписью "Поло песто" на фоне мексиканской пустыни. Коробка была теплой, даже почти горячей, а внутри оказалась самая настоящая пицца. В нос удалили ароматы дрожжевого теста, мяса и чего-то еще, что и собирает разрозненные запахи в запах пиццы.

– Блин, - посетовал Джеронимо, - надо было попросить, чтобы порезали. Впрочем, нож где-то был. Николас, передай рюкзак. Николас, ты в порядке? Николас, что с тобой? Не молчи, поговори со мной, скажи, что не умер, и черт с ним, я сам возьму рюкзак!

Я не умер, просто сидел и молча смотрел на Джеронимо, пытаясь подобрать слова. Повернулся к Веронике, заметил, что она занимается тем же самым, но более успешно.

– Это что сейчас было?
– спросила Вероника.

– Николаса закоротило. Я пока не знаю, в чем...