— Так что же вы хотели сказать, добрый человек? — спросил дон Баррехо, у которого чаще забилось сердце.

— Что я тоже родился в Люсаке, — ответил сержант. — Ваши предки владели замком, не так ли?

— К сожалению, замок был в плохом состоянии, — вздохнул гасконец. — В семье никогда не было денег на реставрацию. Гасконь ведь никогда не была богатой землей.

— Это я знаю лучше вас, сеньор.

— Так что же вы хотите?

— И вы меня об этом спрашиваете? — удивился старый сержант. — Когда встречаются два гасконца и видят, что им угрожает опасность, они по-братски объединяют свои драгинассы и помогают один другому.

— Тю!.. Еще один гасконец!.. — вырвалось у дона Баррехо, задышавшего полной грудью. — Во второй раз встречаю гасконца в Америке.

— И вы когда-нибудь обижались на первого?

— Никогда!..

— Владельцу замка Люсак не придется обижаться на одного из своих старых вассалов. Случится желаемое: вас завтра утром не повесят.

— И я считал, что меня не удавят на каком-нибудь толстом суку.

Сержант, казалось, охваченный сильнейшим волнением, поднялся, еще раз обошел вокруг палатки маркиза, посмотрел на своих товарищей и молча развязал связку аркебуз, положив их перед доном Баррехо.

— Не знаю, что будет, — сказал он пленнику, разрезая ножом путы, привязывавшие того к дереву. — В любом случае, не думайте обо мне. Гасконцы всегда сумеют выпутаться из самых опасных ситуаций, даже при самых сложных обстоятельствах.

— Что я должен делать?

— Бегите в лес, сеньор мой, и разрядите все эти аркебузы в воздух. Пока я подниму тревогу, вы будете далеко. Скажу вам, что в окрестностях находится около трехсот испанцев; их ведет за собой хорошо натасканный мастиф. А теперь приведите себя в порядок и помните, что даже гасконцам в подобных случаях судьба дважды не улыбается.

Дон Баррехо поднялся.

— Вот моя рука, дружище, — сказал он. — Никогда не забуду, что тебе я обязан жизнью. Если ты в один прекрасный день вернешься в Люсак, поклонись от меня башне, которая все еще должна возвышаться над замком моих предков, если только не рухнула.

Он взял шесть ружей, которые его соотечественник сложил у его ног, кивнул на прощание головой и спокойно (по крайней мере, на вид) ушел.

Старый сержант тем временем бросился на землю, притворяясь спящим.

Через несколько минут в лесу один за другим прозвучали пять ружейных выстрелов. Дон Баррехо изображал атаку на маленькую полянку, стреляя между тем в воздух, чтобы не поранить своего соотечественника.

Эхо первого выстрела еще не улеглось, когда раздались крики старого сержанта:

— К оружию!.. Флибустьеры!.. Спасайтесь!..

Дон Баррехо услышал эти крики, ругательства, потом — суматоху и поспешные команды; наконец, раздался выстрел из пистолета, как это показалось гасконцу.

— Ну а теперь, дружище, ходу! — сказал он себе.

И он побежал изо всех сил, отчаянно, наобум, отыскивая тут и там проходы и не всегда находя их.

Внезапно впереди замаячила бледная тень, за которой виднелась человеческая фигура. Дон Баррехо прямо-таки зарычал и прицелился из последней неистраченной аркебузы.

— Проклятый мастиф!.. — закричал он. — Умри же!..

Вспышка разорвала потемки. За нею послышался жалобный скулеж. Славная собака, которая вела за собой испанский арьергард, упала и больше не поднялась. Гасконец, воспользовавшись страхом, на мгновение охватившим поводыря, сделал четыре или пять прыжков и исчез в лесных зарослях.

В то время как дону Баррехо, которому фортуна покровительствовала сверх всяких ожиданий, удалось убежать от маркиза де Монтелимара, тогда как он уже видел себя повешенным на толстом суку, остававшиеся в гнезде Мендоса и Де Гюсак опрометчиво атаковали самку. После жестокой схватки авантюристам удалось обезглавить ее и сбросить в лесные заросли труп, занимавший с раскрытыми крыльями почти все воздушное убежище.

Их сердца сжались от неописуемой тревоги, когда они увидели полет гасконца, но авантюристы тут же успокоились, как только увидели, что птица с гасконцем медленно опускается на землю. Они даже представить не могли, что проклятая птица окажется над быками пуны, дабы превратить своего соперника в кровавое месиво.

Избавившись от самки, они были заняты только одной мыслью: отправиться на поиски мужественного трактирщика.

— Надо найти его, — сказал Мендоса, полюбивший дона Баррехо так, словно трактирщик был его братом.

— И поскорее, — согласился Де Гюсак.

Уже не думая о том, что их самих могут найти быки пуны или испанцы, они готовились покинуть гнездо, когда увидели кондора, который похитил их товарища, если можно так сказать; чудовищная птица появилась над необозримым лесом и направилась к ним.

— Эти птицы будут прилетать до бесконечности! — воскликнул побледневший от приступа гнева Мендоса. — Теперь вот самец снова решил атаковать нас.

— Давай побыстрее спускаться, — сказал Де Гюсак.