Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов
вернуться

Первомайский Леонид Соломонович
Шрифт:

ПЛЯЖ

Максиму Рыльскому

Сбежала с горы и нагая легла, не знает, не знает, не знает, зачем пред солнцем колени она развела, его принимая как мужа. Такой волноход и слепящая рябь,— похоже, похоже, похоже вот-вот! — тень — и пропала, и только следы: рыба дугою-стрелой из воды… Да было ли это: банда, пожар… Над ней надругались — и бросили в жар… Рабы мы, какие еще мы рабы! Море, о море, ты полюби! О, как она вырвалась, бросилась в лес,— бежала, бежала, бежала — о страх! — навстречу оскалы чудовищ и блеск пожара, и небо в кровавых следах. Был мертвым, и диким, и проклятым час, когда она в полночь упала в траву… Теперь уж не знаю ни наций, ни рас, свободу людей своим богом зову. Я стану бороться, идти буду я в иные — без рабского ига края… Рабы мы, какие еще мы рабы! Море, о море, ты полюби. А море волнуется, рушит и строит: в нем столько проклятого сносится вновь. Любовь моя чистая, непогрешимая, непостижимейшая любовь! 1926

ЗА ТУЧАМИ ОБВАЛЫ

Паду, паду, паду на голубую глубь. Синь, просинь в сияющем саду. Возьми меня, природа, и назови своим. Синь, просинь в сияющем саду. Как ты меня будила, как ты меня вела! В моей душе не ты ли три вихря подняла! Три смерча — и три гимна, три песни бытию: мой труд, мое горенье, любовь и смерть мою. С одним — себя творю я, с другим — к мечте иду, любовью облучаюсь в сиреневом саду. Паду, паду, паду на голубую глубь. За тучами обвалы грохочут, как в аду. 1926

«Я ль виновен, что Анжела…»

Я ль виновен, что Анжела то щипнет меня, то ерзнет, вдруг склонится: Ли — испугает: Ка — Анжелика, Анжелика, разве ж можно несерьезно? Можно ли так, а? Стан упругий твой, Анжела, и округлости, и спелый локон, локоть твой… Что это со мной? Анжелика, Анжелика, допустимое ли дело? Ты всему виной! Я ж хожу себе, Анжела, никогошки — никого я! — только ты как га — баба ты яга. Анжелика, Анжелика, сорванец ты, что с тобою, можно ли так, а? Ну пускай бы ты, Анжела, шла по делу — ведь болела. На меня была ты зла. (Ну, дразни же: Ла!) Анжелика, Анжелика, что ж пришла вчера без дела — крепко обняла? 18. XI. 1929

ВЕТЕР С УКРАИНЫ

Я никого так не люблю, как ветра наважденье! Чертов ветер! Проклятый ветер! Он замахнется раз — рев! свист! круженье! И прошлогодний в роще лист — как чертово творенье… Или: упрется в пашню — в черный пух, поддаст — вагоны содрогнутся: ух, как летят они по рельсам, аж тополя дугою гнутся!.. Чертов ветер! Проклятый ветер! Взирает Запад сквозь стекольца: чей это ход — людской, звериный? — хохочет ветер с Украины, ветер с Украины! Чертов ветер! Проклятый ветер! Он головой косматой из Днепра: не ждите, господа, добра: напрасная игра! Ах! Я никого так не люблю, как ветра наважденье! Его пути, его сомненья и землю, землю свою. 1929

Максим Рыльский

«Есть женское имя, как нежно оно…»

Есть женское имя, как нежно оно, Печаль в нем, любовь и надежды какие, Весенним дыханьем напоено: Мария. Как запах фиалки весенней порой, Как девичья песня сквозь сны снеговые, Звездою сияет над темной землей Мария. И пусть я святое в себе погашу, И пусть не увижу, сражаясь, зари я,— Последнее слово, что я напишу: Мария. 1917

«Люби природу не как символ…»

Люби природу не как символ, С тобою схожий,— Не для себя люби природу, А для нее же. Она для нас не только тема Стиха, картины — В ней необъятные высоты, В ней и глубины. Порыв ее души могучей Всего сильнее. Что, человек, твои порывы В сравненье с нею? Она как мать. Так будь же сыном, А не эстетом. Тогда ты станешь не бумажным — Живым поэтом. 1918

«Я молодой и чистый…»

Я молодой и чистый, Как вечность, молодой. Над рожью колосистой Лечу в мечтах домой. Мне верба веткой машет, Как пальмовым крылом. И перепелка плачет На взгорке за селом. В селе поют гармошки, Дымы в лугах стоят, И запахи картошки Ровесниц веселят. Дивчина, словно парус, Мне машет рукавом… Да только нет мне пары В селе и за селом! Она за морем синим, За бором вековым, Она сродни пустыням И бурям грозовым. 28 июля 1922 г.

«О будь, поэт, себе судьею…»

О будь, поэт, себе судьею, и в час, когда тоска в груди, Замри над собственной судьбою — И не прости, и осуди. и сонм свидетелей жестоких Взойдет со дна твоей души, Тогда скажи ей: в свет широкий Иди сквозь боли и пороки, И, согрешивши, не греши. 1922

«Нет, не казарма день грядущий…»

Нет, не казарма день грядущий И не бетонный коридор! Не зря сияет нам из гущи Золотоглазый метеор. Земли коснется окрыленно, И мир наш будет голубым От стен кремлевских золоченых До плит, где спит железный Рим. 1923