Старинные трактаты по индийским танцам обязательно включают в себя танцы с изображением павлина. И сегодня в ряде танцев многих племен страны есть тема павлина: мужчины вставляют перья птицы в свои тюрбаны, а женщины — в прически, в отдельных племенах танцоры надевают маски о перьями птицы на голову.

Павлин — основной лейтмотив в народном вышивании, в росписях домов в некоторых деревнях. На базарах можно встретить множество фигурок в виде павлинов.

Рисунками павлинов украшались дворцы магараджей. А по заказу одного из правителей-моголов Шаха Джахана был даже изготовлен экзотический трон в виде двух павлинов, украшенный инкрустацией из рубинов и других драгоценных камней. Он так и назывался: павлиний трон. Кстати, изображение павлина украшало национальный герб древних римлян. Оттиски павлина тончайшей работы украшают Кафедральный собор Святого Марка в Венеции.

А мусульмане острова Ява считают, что павлины охраняют ворота рая. Павлин часто упоминается в индийской литературе. Его называют величественной птицей, другом человека, посланником любви. Он развлекает любовные пары и утешает их в одиночестве. Его считают символом счастья. Не обошли вниманием павлина и скульпторы. Его изображение можно встретить на кувшинах, относящихся к 2500—1500 годам до новой эры. Тема павлина в Индии — излюбленная среди ремесленников: в ювелирных украшениях, в вышивках, в мини- скульптурах, в плетении. Его изображают в дереве, в камне, в металле. Что же делает птицу такой популярной и любимой в народе? Безусловно, во многом этому способствовал ее внешний вид и, конечно же, танцы павлинов-самцов.

ЛИСТАЯ СТАРЫЕ ПОДШИВКИ

Алексей Лукьянов

Юбилей юбилея. Москва 1947 года

Старшее поколение наших читателей наверняка помнит, как отмечался 800-летний юбилей Москвы в 1947 году. Но эту статью о том, пятидесятилетней давности юбилее принес в редакцию не очевидец этого праздничного события, а молодой журналист уже из послевоенного поколения, у которого возникло желание заглянуть за завесу времени и тем самым как бы связать тот уже полузабытый юбилей с грядущим. Ну что же, любой юбилей — это и есть точка сближения и столкновения современности с историей.

Когда говорят о массовых праздниках в нашей стране, то обычно вспоминают действо «Октябрьская революция» в Петрограде, проходившее в первую годовщину Октября, фестивали молодежи и студентов в Москве, юбилейные парады на Красной площади. Особо стоит в ряду этих торжеств юбилей Москвы 1947 года, ее 800-летие. О нем знает любой москвич, спросите кого угодно. Хотя меня тогда и не было на свете, я знаю о нем с детства, поскольку еще в том нежном возрасте играл дедушкиной юбилейной медалью. А сейчас в моем распоряжении пухлые, затрепанные подшивки газет и журналов того времени.

Памятник генералу Михаилу Дмитриевичу Скобелеву

Обелиск Свободы

Фото В. Тарасова

Чем запомнился праздник москвичам? Ключевое слово тут, которое сразу приходит на ум и которое, кстати, было отнюдь не модно в сталинские времена,— «соборность», значит — всем миром. Праздник для всех. На этой идее и было построено все праздничное оформление. Впоследствии ее наверняка стали использовать другие режиссеры и художники. В советской еще повести Василия Аксенова «Поиски жанра» главный персонаж — режиссер массовых праздников — мучается, как можно понять, в поисках единственно правильного решения. Нелегко, по-видимому, было и режиссеру праздника, вернее, его главному художнику Михаилу Филипповичу Ладуру. Тем не менее праздник получился действительно запоминающимся. 800-летие помнят до сих пор, и не только москвичи. Волна празднества докатилась и до Киева. В Киево- Печерской лавре на саркофаге Юрия Долгорукого, основателя Москвы, поверх той мемориальной плиты, что существовала с XII столетия, была даже установлена новая, современная. Немного смешно, не правда ли? Возможно, эта инициатива исходила от тогдашнего председателя Совмина Украины, очень активного Н. С. Хрущева. Праздник стал событием года, а память о нем выплеснулась далеко за пределы 1947 года, как же — памятник Юрию Долгорукому на Советской площади, ставший достопримечательностью города, медаль, награждение которой проходило вплоть до 1950 года.

Какой же была Москва 1947 года, трудного, послевоенного... Я перелистываю газеты и журналы той поры, говорю с очевидцами, свидетелями того времени, и перед моими глазами словно бежит черно-белая кинолента. Как хочется узнать, что думали и чувствовали люди, жившие до тебя, перенестись в их эпоху! Ныне, среди бела дня, в очертаниях привычного увидеть абрис совсем иных архитектурных сооружений или вереницу совсем иных шествий. Наверное, эта генетическая память каким-то неявным, кровным образом все же заложена в наше сознание...

Только что закончилась война, жестокая и кровопролитная. Казалось, что все возвращается на круги своя, появились приметы не только довоенного мирного времени, но и времен вроде бы давно забытых.. Погоны, слова «офицеры», «генералы», «министерства» вместо «наркоматов», вошедшие в обиход после войны, казалось, были явным признаком того, что происходил некий откат от твердокаменных догм ленинизма. Люди осмелели на войне. Увидели слабость руководства в начальный ее период, силу народа, да и просто отдельной личности. Вот и этот праздник 800-летия столицы — прежде дальше 1917 года исторических экскурсов и не совершали — подчеркивал древность русского народа, его роль в становлении государства. Административно-командный социализм тогда бы вполне мог стать «социализмом с человеческим лицом», но не стал, увы, не выдюжил... Обстоятельства не дали, а в истории нет принципа «а если бы». О конкретных же причинах додумывать историку и романисту.

Историк Михаил Гефтер называл послевоенное время «погибшей альтернативой». Чему? Сегодня это понятно: сталинизму, тоталитаризму. И если сегодня провести как бы прогулку по Москве 1947 года, то, пожалуй, ее стоит начать со станции метро, ныне носящей скромное имя «Семеновская». Тогда она была «Сталинская». Станция была построена в трудные военные годы. Как вспоминают фронтовики, известие о строительстве метро в Москве добавляло веры в победу. Стены станции были украшены барельефами воинов, представителей разных родов войск и символикой славного фронтового оружия. На всем отпечаток своеобразного послевоенного классицизма. Разумеется, станции стоит придать статус архитектурного памятника, прибавив ее к числу уже действующих станций-памятников. Бывшая «Сталинская» — станция глубокого заложения, вентиляционные установки на ней уникальны для своего времени, в зале и на перронах вполне мог разместиться в случае надобности целый наркомат. Особенно часто интерьеры «Сталинской» появлялись в тогдашних газетах.