Только сейчас, разглядев их крашеные волосы и подведённые глаза, Ребрин всё понял.

Он вернулся в машину.

– Гей-клуб, - сообщил он.
– Наш кавказец, выходит, голубой!

Максимов присвистнул.

– Держу пари, что братва об этом не знает!

– Конечно. Они же в баре вместе с ним ели и пили, а для любого уважающего себя блатного есть и пить с "петухом" - западло. На зоне за такие вещи убивают.

– Отличный шанс, - сказал Андрей.
– Прижмём его гей-клубом, и он у нас запоёт!

Ребрин достал из бардачка "Полароид".

– Плёнка заправлена, надо только щёлкнуть в самый пикантный момент.

– Но для этого надо сначала попасть туда, - Максимов посмотрел на зеркальные двери, за которыми маячил охранник.
– Сомневаюсь, что нас пропустят.

Ребрин повернулся к нему.

– Ты на меня не обижайся, но лучше пойти тебе одному. У меня внешность не та.

– Я, значит, похож на голубого?
– вскипел Андрей.
– И вообще, при чём здесь внешность?

– В таких заведениях на фейс-контроле сидит психолог, - объяснил Николай.
– Он может распознать голубого по внешности, по одежде, по разговору, да и мало ли по чему ещё. Меня он расколет сразу, а у тебя есть шанс.

– Потому что я блондин, что ли?
– В голосе приятеля звучала обида.

– Ты симпатичный, значит, можешь проскочить. Тебе надо лишь сыграть роль. Пойми, в конце концов, это наша работа, - добавил Ребрин, чувствуя недовольство друга.
– Да и требуется от тебя всего ничего - только проникнуть в клуб. Там разыщешь кавказца и незаметно щёлкнешь его с мужиком. Снимок должен быть таким, чтобы не было сомнений.

Андрей с минуту молчал, глядя перед собой. Потом решился.

– Ладно, - он взял фотоаппарат и сунул его в боковой карман куртки.

– А может, там никакого психолога нет, - сказал Ребрин.

Андрей раскрыл дверцу, собираясь вылезти.

– Постой, - остановил его Николай.
– Ты какой-то хмурый. Тебе надо всё время улыбаться, особенно на входе. Не можешь улыбаться - мысленно говори "чииииз".

Андрей растянул губы.

– Мысленно сказал.

– Отлично вышло. Только надо бы ещё...
– Ребрин оглядел его оценивающе.
– Расстегни куртку. Пуговицы на рубашке тоже расстегни... Чтоб голая грудь была видна.

Максимов неохотно расстегнул две верхние пуговицы.

– Ещё расстёгивай, ещё...
– Николай взлохматил ему волосы.
– Ну, вот так, хотя бы... Сейчас в тебе что-то есть.

– Я пошёл, - Максимов торопливо вылез, опасаясь, как бы приятель ещё что-нибудь не придумал.

– Не забывай почаще говорить "чиз"!
– напутствовал его сыщик.

За зеркальными дверями охранник потребовал от Андрея предъявить карточку.

– У меня нет, - сказал Андрей и прибавил мысленно: "чииииз".

– Тогда пройдите туда, - охранник показал на дверь справа.

В небольшой комнате, стены которой были обклеены изображениями Ди Каприо, Леонтьева, Пенкина, Фредди Меркури, Киркорова и других "звёзд" эстрады и кино, находились двое. Маленький щуплый человек неопределённого возраста, в очках и в костюме мышиного цвета, сидел, сгорбившись, за столом. Сбоку от него, на диване, закинув нога на ногу, развалился румяный толстяк с чёрными крашеными волосами, завитыми в кудри. Они чём-то оживлённо беседовали, причём толстяк энергично обмахивался журналом. При появлении Андрея оба замолчали и уставились на него. Толстяк продолжал обмахиваться.

– В первый раз?
– с улыбкой поинтересовался толстяк.
– Очень кстати. Мы сейчас особенно нуждаемся в новых членах.

– Присаживайтесь, - очкарик показал на стул.
– У вас рекомендация есть?

– Нет, - ответил Андрей.
– А разве без рекомендации нельзя?

– Можно!
– гаркнул толстяк и подмигнул.
– Конечно, можно! Ерунда все эти рекомендации...

– Как вы себе примерно представляете ваше пребывание у нас в клубе?
– спросил очкарик.

"Психолог, - Андрей почувствовал, как рубашка начинает прилипать к спине.
– Чииииз..."

– Ну, как...
– забормотал он.
– Хочу найти себе... значит... это вот... друга...

"Чииииз..."

Очкарик сверлил его взглядом. Андрей растягивал губы, даже попробовал поиграть бровями, хотя при этом у него возникло ощущение, что выглядит он как последний кретин.

Толстяк тоже улыбался, пожирая Андрея глазами. Психолог смотрел бесстрастно.

– Вам сколько лет?

– Двадцать два.

– Самый подходящий возраст!
– воскликнул толстяк.
– Берём его! Я беру. Моим будет.