– Ошибаешься, тела нет. Ты ничего не сможешь доказать.

– Белина Эрнандес. Ты ведь ее знаешь, не так ли? Ты как-то ходила к ней в гости.

– Откуда ты знаешь…

– Было очень легко получить доступ к ее жалкому компьютеру. Она ведет там дневник. Белина Эрнандес жена Джеймса Эрнандес – человека, упавшего с обрыва. Твой кровожадный заклятый враг, движимый чувством вины, выплачивал ей алименты на ребенка под видом федеральных средств. Как думаешь, это будет выглядеть в глазах присяжных? Он практически уверен, что убил Джеймса, и это убедит присяжных.

– Он защищал Софию! – огрызаюсь я.

– Самооборона – это одно. Превышение самообороны – это другое. И эта пленка очень четко показывает разницу.

Крепко вцепившись в планшет, взвешиваю все «за» и «против» того, чтобы выбросить его в мусоросжигатель. Безымянный смеется.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Даже не пытайся. У меня еще много копий на разных носителях. Ты лишь испортишь вполне хороший планшет.

Безымянный встает, и я прихожу в себя, вновь остро осознавая, что мы заперты в этой комнате. Сжимаю пилочку для ногтей, от чего он смеется только громче.

– Я просто хотел показать, в кого ты считаешь себя влюбленной. Он не я, это точно. Но он еще хуже меня. Он убийца. Он ранит тебя сильнее, чем я когда-либо.

Я швыряю планшет ему в голову, но Безымянный успевает уклониться, и тот врезается в стену, оставляя вмятину на розовой краске. Моя грудь тяжело вздымается.

– Да пошел ты! – выплевываю я. – Никто и никогда не ранит меня сильнее, чем ты!

Дверь позади меня резко распахивается, и входит афропарень с диким взглядом.

– О, э-э, блин. Простите, ошибся комнатой.

Я бросаюсь к двери, но меня останавливает голос Безымянного:

– Было приятно с тобой побеседовать, свинка. Знаю, тебе это не нравится, но теперь придется делать это чаще.

– С чего бы? – негодую я.

Он улыбается.

– Я видел на камерах слежения, как ты разрисовываешь дверь кабинета Саммерса. Даже сделал себе несколько копий. Интересно, что об этом подумает декан?

Я убегаю как можно дальше. От комнаты. От дома. Когда голос Безымянного наконец-то исчезает из моей головы, я падаю на лужайку и опустошаю желудок.

– 11 –

4 года

0 недель

0 дней

Видеть и разговаривать с Безымянным – это одно.

Видеть и разговаривать с ним за день до годовщины его злодеяния – слишком случайно. Он, должно быть, это спланировал. Или нет. Может, я единственная помню точную дату, когда все полетело под откос. Его, вероятно, это не волнует.

В последние несколько лет своей короткой, но замечательной и чрезвычайно отстойной жизни в эту дату я прогуливала школу. Ходила на пляж рядом с «Макдональдсом», считала крабов и собирала маленькие красивые камешки. Пыталась позаботиться о себе, ведь в тот день никто обо мне не позаботился. В прошлом году я никак это не «отмечала», потому что была настолько увлечена войной с Джеком, что впервые совершенно забыла об этой дате.

Оглядываясь назад, я понимаю, что единственный в мире парень, которому удалось отвлечь меня от боли, должен быть особенным. Особенным и достойным находиться рядом. Может, я уже тогда подсознательно это знала, потому и пыталась держать его рядом, ну, по-своему, своим ха-ха-я-подкинула-наркотики-в-твой-шкафчик-и-разнюхвала-о-твоем-прошлом способом, который, вероятно, далеко не самый лучший. Но я совсем не умела заводить дружбу, не знала, как удержать людей в своей жизни, поэтому и делала это по-своему. Раздражала всех.

Будь громкой, тогда люди запомнят тебя и, возможно, задержатся в твоей жизни.

Возможно.

Ты пытаешься. Пытаешься остановить всю несправедливость и спасти от нее людей. Но ты никогда не пытаешься спасти себя .

Вытряхиваю слова Кирана из своей головы и быстро оцениваю ущерб. Очевидно, за связь с Безымянным и за завлечение меня в ту комнату Хизер теперь навсегда занесена в мой дерьмосписок, причем помечена минимум десятью красными восклицательными знаками. Ей нельзя доверять, хотя не думаю, что вообще когда-либо ей доверяла. Безымянный собирается отдать видеозапись федералам, и тогда Джек окажется в полном дерьме. И гвоздь программы: у него есть запись, на которой я разрисовываю дверь кабинета Саммерса. Я допускала наличие камер, но думала, что буду изливать свою месть внутри кабинета, подальше от них. Моя неутолимая жажда справедливости ослепила меня, и я перегнула палку, но, будем честны, это не ново для меня. Зато я скажу вам, что ново. То, что за это меня могут отчислить из колледжа.

Колледж! Коллаген! Коллаж! Это вам не старшая школа. Это Реальный мир™, ожидающий, когда же я оступлюсь, чтобы открыть свой рот и проглотить меня целиком. Колледж – конец и начало всего, большая крутая штука, в которой ты делаешь все, чтобы получить диплом и повесить его на стенку. Или использовать для растопки, когда студенческие займы съедят все твои деньги на оплату отопления. Слышала, еще иногда он помогает найти работу, но все старшеклассники из моей предыдущей школы, поступив в колледжи и получив дипломы, все равно работали в «Американ Игл» или в «Старбаксе», поэтому я вполне уверена, что в качестве туалетной бумаги диплом принесет больше пользы. Ну, а если вдруг ты горишь желанием отомстить за приобретенный опыт в колледже, то его можно использовать как огромную прокладку. Я много трудилась, чтобы попасть сюда, не так ли? Думаю, да. Точно не помню. Это сродни смутным воспоминаниям о школьных домашних заданиях, шутках мамы и испортившихся рыбных палочках. Если меня отчислят, я опозорю всю семью. Папа разочаруется, мама, наверное, будет счастлива, а я вгоню свое будущее в землю отбойным молотком и посвящу жизнь переворачиванию бургеров, и вероятно, кровь потечет с небес. Все просто поступают в колледж. Это делают все представители среднего класса, а я определенно принадлежу к этой категории.