Шрифт:
– Долгожданное свершилось! К нам приехал автор пьесы «Что такое палисадник?» Лев Алексеевич Потапов.
– Лучше – без Алексеевича, – поправил он.
Ангелина тихо просвистела:
– Гос-споди… Он еще и Лев!
– Разве в литературе может быть второй Лев? – поддержала ее Наташа, еще не разобравшаяся, нравится ей Потапов или вызывает отвращение.
Он был так красив, что трудно было отвести взгляд. Серые глаза казались слишком большими, чересчур насмешливыми. Правда, смущали темные, набрякшие круги под ними, что Наташа привыкла считать признаком пережитого страдания или алкоголизма. Где-то она читала об этом… Неужели человек с таким лицом мог страдать? Взгляд его казался слишком ироничным, а губы выражали постоянную готовность к улыбке. Или все же к усмешке? Едва наметившаяся ямка на подбородке… Короткие волосы теплого, золотистого оттенка.
– Он похож на Джуда Лоу! – сообразила Наташа. – А я-то думаю, почему мне сразу показалось, что он больше напоминает артиста, чем писателя! Ты ведь знаешь Джуда Лоу?
– Не помню, – отрезала Ангелина.
Она нервничала все заметнее и каждую минуту поглядывала на часы.
– Может, он – алкоголик? – продолжая свою мысль, проговорила Наташа, больше не обращаясь к ней. – Говорят, все писатели пьют…
Сима, от которой так и разлетались искры радости, подтащила Потапова к ним:
– Вот наша Геля.
– Которая из двух? – уточнил он, заставив Ангелину вспыхнуть.
Наташа поспешно сказала:
– Конечно, она. Вы бы видели, как она играет!
– Надеюсь, что вы доставите мне такое удовольствие.
Он вроде бы говорил вежливо, но даже Наташе послышалась издевка в его тоне. «Зачем он так? – вскрикнула она про себя. – С Ангелиной нельзя так… Она и без него вся – оголенный нерв!»
Но Ангелина тоже огрызнулась, порадовав ее:
– Доставлю. Не сомневайтесь.
Сима засмеялась:
– Вы с нашей Ангелиной поаккуратнее. Она из тех, кому палец в рот не клади. Не стоит даже протягивать.
– Серьезно? Геля такой не была, – заметил Лев.
– Ангелина может быть всякой, – заверила его Сима. – Сами увидите.
Ангелина неожиданно встала:
– Поздно. Вы слишком долго добирались, господин Лев. Мне уже пора уходить.
– Ты с ума сошла? – задохнулась Сима.
– Репетиция была назначена на семь часов. Сейчас уже без двадцати девять. До свидания.
Схватив ее за руку, Сима отчеканила:
– Ты никуда не пойдешь, поняла? Пока мы не покажем хотя бы одну сцену, ты останешься здесь.
– Вы хотите, чтобы меня убили? – поинтересовалась Ангелина с таким спокойствием, что это произвело впечатление даже на Потапова.
– Не надо крови. – Правый уголок его губ пополз кверху. – Я вполне могу подождать до завтра. Надеюсь, в ваших гостиницах найдется один свободный номер?
Сима быстро закивала:
– Я все устрою, Лев Алексеевич.
– Сима!
– Простите! – Она прижала руку к груди, выразительно округлив глаза. – Просто – Лев. Как я могла забыть?
Не дожидаясь, пока они закончат любезничать, Ангелина быстро пошла к выходу, больше ни с кем не прощаясь. Потапов проводил ее взглядом.
– Кто знает, – сказал он, – какой стала бы Геля через какое-то время…
– Она – лучшая Геля, – убежденно произнесла Сима. – Завтра вы убедитесь в этом.
Уже после все произошедшее показалось ей сценой из дешевой мелодрамы: она устроила его в номере, он удержал ее руку, протянутую на прощание.
– Разве вы не останетесь?
– Да вы с ума сошли! – Сима взглянула на круглые настенные часы, даже на вид стоившие копейку, как и весь номер. – Уже почти полночь. Я и сейчас-то с трудом доберусь домой. С такси у нас тут проблемы…
Лев потянул настойчивее:
– Серьезно? Вот и оставайтесь. Не пешком же идти среди ночи.
– Лев Алексеевич, вы перепутали роли. Вы – не герой-любовник, вы – автор, – отчеканила она, чтобы разозлить его хотя бы отчеством, которое было вполне приличным, но почему-то раздражало Потапова больше, чем претенциозное имя.
Но на этот раз он только поморщился и улыбнулся во весь рот. Тому, кто видел его улыбку, немедленно хотелось острить и валять дурака, лишь бы это сияние не гасло. Но Сима успела подумать об этом раньше, чем впасть в зависимость, и потому постаралась так же улыбнуться в ответ. Так, конечно же, не получилось, но какое-то подобие солнечного света она из себя выжала.
Не отпуская ее руку и уже причиняя боль, потому что Сима не оставляла попыток вырваться, Лев ласково проговорил: