– Ты на что намекаешь?

– Я-то ни на что не намекаю. А вот журналисты…

– Что журналисты?

– Ходят слухи, что недавний теракт был совершен русской девушкой, студенткой, – произнес Каменир, поглядывая на шефа, как нашкодивший, но все равно нахальничающий кот. – Свидетели утверждают, что она показалась им странной, заторможенной. Сомневаюсь, что при таком положении дел целесообразно брать людей с улицы. Мало ли кто что заподозрит.

Кочер неспешно развалился в похожем на трон кресле, закинул ногу за ногу, полюбовался своей раскачивающейся туфлей.

– А ты, надо понимать, уже что-то заподозрил? – скучно осведомился он.

– Мне это ни к чему, – так же скучно ответил Каменир. – У меня другие заботы.

– Какие же?

– Разбогатеть в меру сил и способностей. Уехать за границу до того, как тут начнутся неприятности.

– Считай, что они уже начались, – заверил собеседника Кочер. – Лично для тебя. Как фамилия девки, на которую ты положил глаз. Андрейко? Андронченко?

– Андрусюк.

– Куда теперь девать эту паскуду? Ответь мне, как человек сообразительный, умеющий сопоставлять факты и делать выводы. – Тон, которым были произнесены эти слова, разъедала желчная ирония.

– Андрусюк ничего не помнит, – сказал моментально понурившийся Каменир. – А если помнит, то можно провести с ней еще один сеанс.

– Знаем мы твои сеансы, – раздраженно произнес Кочер. – Сыты ими по горло. – Он провел ребром ладони по тому участку шеи, где у большинства нормальных мужчин выпирает кадык. – Нет уж, хватит. Обойдемся без самодеятельности.

– Отпускать ее в таком состоянии опасно.

– Никто ее отпускать не собирается.

– Вы хотите… – Каменир запнулся.

– Вот именно, – буркнул Кочер. – Пусть отправляется на прогулку в зимний сад. А ты ее проводишь.

– Нет!

– Как же «нет», когда «да».

– Нет, нет. – Мотая головой, Каменир попятился.

Месяца два назад он проделал пробный эксперимент над студенткой МГИМО и отлично помнил, чем все закончилось. Эксперимент оказался неудачным. Первый блин вышел комом. Отвратительным комом, состоящим из лохмотьев окровавленного тряпья и клубка слипшихся волос.

– Мне почему-то кажется, – сказал Кочер, – что ты вздумал набивать себе цену. Возомнил себя важной персоной, да? Но незаменимых людей нет, как верно подметил товарищ Сталин. Заруби это себе на носу, старый козел.

– У меня и в мыслях не было набивать себе цену! – воскликнул Каменир, глаза которого увеличились до размеров теннисных шариков. – Я готов сотрудничать на прежних условиях.

– А я – нет.

– Но…

– Никаких «но», – перебил Кочер. – Пора преподать тебе урок. Уцелеешь – запомнишь науку на всю оставшуюся жизнь. Подохнешь – туда тебе и дорога.

Взмокший Каменир внезапно осознал, что ему так и не предложили снять дубленку, в которой он был доставлен к шефу. Его пальцы принялись запоздало нащупывать пуговицы, спеша расстегнуть их, но оказались слишком непослушными, чтобы справиться с такой простой, казалось бы, задачей. Упасть в обморок он тоже не успел. Два дюжих молодчика, явившиеся на зов Кочера, подхватили Каменира под руки и поволокли прочь.

Его ослабшие ноги семенили быстро-быстро, словно их обладатель всей душой рвался туда, куда его сопровождали. Это было не так, однако изменить что-либо Каменир не мог. Все его силы уходили на то, чтобы содержимое мочевого пузыря не выплеснулось наружу.

Когда на дворе ночь, а ты дома один, в окно лучше не смотреть, решил Бондарь, переведя взгляд на стол. Собственное отражение – как призрак, которым ты однажды станешь. Отчасти ты уже призрак. Бледная тень себя прежнего. Тоскливая и неприкаянная.

Клеенчатая скатерть, на которую уставился Бондарь, была расписана яркими цветами, однако настроения они не поднимали. Затейливая фантазия неизвестного художника сплела их в венки, а воображение норовило добавить к ним траурные ленты с соответствующими надписями:

ЛЮБИМОЙ НАТАШЕНЬКЕ ОТ БЕЗУТЕШНОГО МУЖА. СПИ СПОКОЙНО, АНТОШКА, ПАПА С ТОБОЙ.

– Ложь, – прошептал Бондарь. – Папа сам по себе. Сидит за столом, водку пить собирается. Огурчик на закуску приготовил. Сигареты предусмотрительно выложил, зажигалку. Не такой уж он безутешный, ваш муж и папа. Выходит, так?

В ответ – тишина.

Выставленные в ряд бутылки молча ждали, когда купивший их человек закончит болтать и примется за дело. Невелика премудрость – протянуть руку, наполнить чашку, поднести к губам, опрокинуть. Внутри станет горячо, в голове зашумит, глаза прослезятся, и это будут легкие слезы, плакать которыми – все равно что с горки катиться.

Куда? Разумеется, вниз.

Бондарь взял чашку, оторвал от стола, встал, приблизился к умывальнику, вылил водку в помойное ведро, затем принялся яростно смывать с рук пятнышки крови. Запиликал телефон, но он не позволил оторвать себя от этого самого важного на настоящий момент занятия. Вернувшись к столу, яростно свинтил колпачки с трех непочатых бутылок, присоединил к ним ополовиненную и, грюкая стеклом, вышел на крыльцо. Бутылки улетали в ночь, кувыркаясь, расплескивая горючее пойло по снегу. Две стеклянные гранаты взорвались при точном попадании в кирпичную кладку сарая, остальные бесшумно исчезли во мраке. Но промахи не расстроили Бондаря, наоборот.