– Ну что, кукушечка моя, кажется, докуковались мы с тобой?

Само собой, никакого ответа не последовало. Вздохнув, Вероника промокнула себя краем свитера, застегнула штаны и задрала голову, намечая дальнейший маршрут.

Северный склон ложбинки, в которой она справила малую нужду, оказался куда круче южного, по которому она спускалась. Но она вскарабкалась наверх, хватаясь за растущие на склоне сосенки.

Идти мешал густой подлесок, то и дело приходилось огибать ощетинившиеся шипами кусты, кроме того, подъем по относительно пологому склону отнимал много сил и сбивал дыхание. Останавливаясь, Вероника машинально поглаживала притороченную к поясу флягу, но пить не спешила. Недавнее утверждение о том, что она не умрет от жажды, больше не казалось хоть сколько-нибудь забавным. В лесу можно было погибнуть от чего угодно. Десятки смертей, на выбор. И обмануть все – задача почти невыполнимая.

– Господи, выведи меня отсюда! – взмолилась Вероника.

Небо, на которое она посмотрела, ни капельки не изменилось. Не проглянул сквозь облака сострадательный лик, не возникли на них письмена с указанием правильного маршрута. Единственное, что заметила Вероника, так это изменившуюся окраску небосвода. День клонился к вечеру. К вечеру, за которым последует ночь, таящая в себе еще больше опасностей.

Путь сорвавшейся с места Веронике преградило огромное упавшее дерево, слишком толстое, чтобы перелезть через него. Идти в обход не хотелось. Увидев просвет под покрытым мхом стволом, Вероника легла на живот и втиснулась туда. Продвигаясь ползком, она уже преодолела полпути, когда под ее рукой что-то шевельнулось. Вероника посмотрела вниз и увидела лоснящуюся толстую змею, ползущую сквозь прошлогоднюю листву. В тот же момент все мысли растворились в безмолвной слепящей вспышке отвращения и ужаса. Кожа покрылась пупырышками, как у мороженой курицы, горло перехватила невидимая удавка. Вероника вздрогнула и, извиваясь всем телом, точно как змея, дала задний ход.

«Пронесло, – пульсировало в мозгу. – Пронесло, пронесло, пронесло». Отвратительная тварь давно исчезла, а ужас остался. В лесу всегда хватает живности, которая охотится за заблудившимися путниками.

Особенно за путниками женского пола, которые даром теряют время, вместо того чтобы выбираться из чащи.

Собравшись с духом, Вероника двинулась в обход упавшего дерева, подозрительно оглядывая заросший мхом ствол и ковер из прелых листьев, стелющийся под ногами. Дыхание со свистом вырывалось из ее груди, на лбу билась жилка, между ногами свербело. В голову лезли мысли о том, что дальнейшие усилия бессмысленны. Лучше допить вино, свернуться на земле калачиком и прекратить сопротивление. Будь что будет.

Вероника застыла, зажмурилась и прошептала:

– Не паникуй. У тебя все в порядке. От тебя требуется только одно: сохранить хладнокровие и топать вперед. Рано или поздно ты обязательно услышишь голоса людей или шум машин, едущих по дороге.

Собственный голос придал ей уверенности, и настроение у нее заметно улучшилось. До тех пор, пока в мозгу не прозвучало насмешливое:

«Да-да, ты обязательно услышишь голоса и шум машин. Но что за люди это будут? Уж не Гванидзе ли, разыскивающий тебя по всей округе? Не бородатые ли боевики, бродящие по горам? На что ты надеешься, дура?»

Вероника несколько раз глубоко вдохнула свежий запах хвои. Это придало ей решимости. Примерно через полчаса она перевалила через отрог и почти бегом устремилась вниз, радуясь тому, что идти стало легче.

Легкий ветерок шелестел в верхушках сосен. Неутомимо долбил дерево дятел. Где-то далеко каркала ворона. А еще дальше, на границе слышимости, прошумела и стихла невидимая машина.

Машина? Значит, прямо по курсу лежит дорога, потерянная Вероникой. Приложившись к фляге, она заставила себя ускорить шаги. На каждую ногу будто подвесили по пудовой гире, неприятная тяжесть чувствовалась и в животе, где то и дело начиналось протестующее бурление. Однако ничто не могло остановить Веронику, обретшую надежду на спасение.

Ветерок приятно холодил ее распаренное лицо, когда она прокладывала путь сквозь густой кустарник, не обращая внимания на шипы и колючки, которые рвали одежду и царапали руки. В растрепанные волосы нацеплялось так много листьев и сосновых иголок, что Вероникина шевелюра напоминала разоренное воронье гнездо. Однако собственная внешность волновала Веронику в последнюю очередь. Вторично услышав отдаленный гул мотора, она издала истеричный смешок и бегом устремилась вниз по склону. Обретя второе дыхание, она перескакивала через полусгнившие древесные стволы, оскальзывалась, падала, вставала, снова бежала. Наградой за целеустремленность стала серая лента шоссе, показавшаяся в просветах между листвой.

Добравшись до дороги, Вероника ничком упала на землю и несколько минут не шевелилась, приходя в себя после отчаянного марш-броска. Когда силы и дыхание отчасти восстановились, она продралась сквозь ветки кустарника и осторожно выглянула из низких зарослей. Перед ней лежал трехсотметровый отрезок пустынной дороги. Слева и справа ее закрывали высокие утесы, однако за одним из них нарастал рокот автомобильного двигателя.

Приготовившись выскочить на обочину с поднятой рукой, Вероника тем не менее не спешила покинуть укрытие. Было бы глупо напороться на джип Гванидзе теперь, когда спасение казалось таким близким.

– Ну, – прошептала Вероника. – Давай, господи! Хватит надо мной измываться. Я больше не могу тут оставаться. Я хочу домой.

На этот раз всевышний не заставил себя упрашивать. Гул мотора почти стих, но тут же сделался громче. Из-за поворота выскочил симпатичный зеленый автомобильчик, напоминающий майского жука. За передним стеклом виднелись две головы, мужская и женская. Придерживая флягу, болтающуюся на боку, Вероника съехала по каменистой насыпи и замахала руками, торопясь привлечь к себе внимание. Заподозрив, что автомобильчик не собирается притормаживать, она выбежала на дорогу, крича: