Просидел Ярослав Ярославич в Новгороде едва ли не два месяца, пока лазутчики не доставили новые вести:

— Немцы, кажись, свой поход отложили. Многие рыцари разъехались по своим владениям.

— Вот и, слава Богу, — размашисто перекрестился Ярослав Ярославич. — Пора и домой собираться.

В стольный град вдовый князь возвращался с юной красавицей Ксенией, дочерью боярина Юрия Михайловича, подмеченной в Новгороде. Шумная свадьба состоялась во Владимире. Но молодая жена лишь на короткое время остановила Ярослава от козней против сыновей Александра Невского. Ему по-прежнему непременно хотелось кинуть Русь в междоусобные войны, иначе, как он полгал, на Владимирском столе не усидеть. Хан Золотой Орды долго выжидать не будет. Повеление его надо выполнять. И Ярослав решился на новые происки.

Дмитрий остался доволен встречей с братом Василием. Тот заверил переяславского князя, что никогда не даст свою дружину в угоду своему каверзному дяде, если тот замыслит что-то недоброе против Руси. О том же молвил и Дмитрий. Братья скрепили свои слова крестным целованием.

Поговорили князья и о делах ливонских.

— Я не думаю, что крестоносцы отказались от своей затеи. Им мало земель эстов, латышей и литвинов. Они десятки лет жаждут русских владений. Не забыл о своем первом походе на рыцарей?

— Такое не забывается, брат Василий. И всего-то прошло два года.

«В 1262 году собрались князья идти к старой отчине своей, к Юрьеву ливонскому». Поход был необычен. Вместе с русскими дружинами на крестоносцев выступили князь Миндовг литовский, князь Тройнат жмудьский [10] и племянник Миндовга, князь литовский и полоцкий Товтивил. Впервые русские князья договорились вступить в военный союз с литовскими князьями, чтобы ударить на Ливонский Орден. В челе новгородской дружины шел двенадцатилетний Дмитрий Александрович. (Рано в те далекие времена русские князья становились воеводами). Он был преисполнен восторга. Его благословил на ратный поход сам Александр Невский, кой находился в то время в Новгороде.

— Немецкие псы-рыцари отменные воины, сын. Разбить их будет нелегко. Юрьев — наш древний, искони русский город. Отобрать его от крестоносцев — дело чести. Мыслю, ты не посрамишь отца своего, Дмитрий.

— Не посрамлю, батюшка. Буду изо всех сил биться!

Александр Ярославич положил свою тяжелую ладонь на плечо Дмитрия.

— На всю жизнь запомни, сын, что врага бьют не только силой, но и умом, сноровкой и ратной хитростью. Нужен особый полководческий дар, но он приходит с годами. Я тебя на словах многому учил, но всё постигается в битвах. Только на поле брани рождается настоящий полководец… Жаль, что неотложные дела заставляют меня отбывать в Орду. Брат же мой Ярослав, с коим ты пойдешь на рыцарей, далеко не воин. Он привык всё делать чужими руками, и никогда не пойдет на врага впереди дружины. Как всегда будет отсиживаться за спинами ратников. Не шибко-то доверяй ему. Боюсь, что в решающий момент он пойдет на попятную. Ты же постарайся вести себя достойно. Не посрами меча моего.

И Александр Невский, после этих слов, протянул сыну свой знаменитый меч, с коим доблестно сражался и в «Ледовом побоище» и на Чудском озере.

У Дмитрия даже слезы на глазах выступили. Он, преклонив колени, принял меч от отца, приложился к нему губами и горячо произнес:

— Клянусь тебе, батюшка. Я никогда не посрамлю твоего меча богатырского! Верь мне!

— Верю, сынок.

Через день Александр Ярославич уехал в Золотую Орду, дабы ценой своей жизни спасти Русь от нового татарского нашествия. (По городам Ростово-Суздальской Руси только что прокатились антиордынские народные вечевые восстания, вдохновительницей коих была княгиня Мария Ростовская).

Больше Дмитрий отца своего не увидел. Он двинулся с дружиной на Ливонский Орден. У ливонского Вендена русские полки поджидал литовский князь Миндовг, но князь Ярослав Ярославич, также посланный великим князем Александром Невским, не спешил к своему союзнику, и Миндовг, так и не дождавшись русских, вынужден был отказаться от осады города и, опустошив окрестные земли, возвратился назад.

Князь Дмитрий воспринял эту неутешительную весть с огорчением: отец настоятельно просил его как можно ближе познакомиться с Миндовгом и особенно с литовским князем Довмонтом, в коем Александр Ярославич видел самого надежного союзникам русских князей. Ни с тем, ни с другим встреча не состоялась: уж слишком медленно вел свою рать Ярослав Ярославич, уж слишком длительны были его бесчисленные привалы и дневки.

К Юрьеву русские дружины пришли с большим опозданием. Немцы имели возможность надежно укрепить город. «Был Юрьев тверд, в три стены, и множество людей в нем всяких, и оборону себе пристроили на городе крепкую».

Князь Дмитрий не стал больше дожидаться подхода полков князя Ярослава и взял немецкую твердыню дерзким, тщательно продуманным приступом. Оставшиеся в живых немецкие рыцари были изумлены. Кто б мог подумать, что столь мощную крепость может одолеть совсем юный князь! Да это уму непостижимо.

Князь Дмитрий, отчаянно ходивший на приступ, заметил дяде, что тот пощадил свою дружину.

— Такую крепость одной новгородской дружиной осилить было тяжко. Надо было, дядя, всем скопом навалиться, а не стоять за пять верст выжидаючи. Да и осадных лестниц у тебя было гораздо…

— Ты меня уму-разуму не учи, юнота! — взорвался Ярослав. Ишь, великий стратиг нашелся. Сам ведаю, как ливонские крепости брать!

Но он и не собирался брать Юрьев, прикинув, что такую крепость, окруженную тремя прочными стенами, русским войскам не одолеть. Он потащился в Ливонию по приказу великого князя Александра, кой его унизил, назначив главным воеводой своего сына Дмитрия. И вот этот сосунок всем утер нос — и русским князьям и немецким рыцарям. Взял да и захватил неприступную крепость! И это больше всего приводило в ярость князя Ярослава.