— Постараюсь не забыть.

Я встал и направился к двери. Форстер сказал мне в спину:

— Я вот все думаю, действительно ли вы такой классный агент, как утверждается в вашем досье? Говоря откровенно, мне вы опасным не кажетесь. Обычный человек счел бы вас весьма непрофессиональным. И все же ваши дела на Дальнем Востоке свидетельствуют об обратном… Специалист по партизанской войне. Классный стрелок из всех видов ручного оружия. Опытный диверсант и подрывник. Имеет удостоверение пилота-истребителя. Водил гидропланы, мастер по подводному плаванью… Я что-то пропустил?

— Вы забыли упомянуть мои медали за победы в матчах по лакроссу и джай-алай, — ответил я, проклиная про себя полковника Бейкера и его чрезмерно развитое воображение. Слишком уж много сусального золота положил он на мой образ. В своем стремлении создать образцового суперагента он умудрился выпустить на волю какое-то пугало.

— Фантастические данные! — сказал Форстер. — Однако в них трудновато поверить.

— Иной раз мне и самому это трудновато, — заявил я, отворяя дверь.

— Нет, мне действительно очень хочется проверить вас в деле, — заметил Форстер.

— Возможно, вам такая возможность еще предоставится.

— Буду с нетерпением ждать этого часа, — сказал Форстер. — До свидания, мистер Най.

Я вышел из дома и пересек двор. Таксист по-прежнему полировал кузов своей машины. Он мне дружески кивнул, когда я проходил мимо него. По спине у меня ползали мурашки, но я продолжал идти. Никто в меня так и не выстрелил, и я неожиданно оказался на улице.

Я был цел и невредим. И тут мне вдруг пришло в голову, что хорошо бы сесть на первый же самолет и убраться отсюда восвояси, вернуться в Париж. Работа секретного агента уже не казалась мне столь привлекательной. Я так задумался, что даже не заметил мотоциклиста, притормозившего у тротуара рядом со мной.

Мотоцикл был тот самый, мощный и огромный «Индиэн», да и мотоциклист, одетый в черную кожу, показался мне знакомым.

Большую часть его лица по-прежнему закрывали темные очки, из-под которых видны были тонкие усики и толстая нижняя губа. Сидя верхом на мотоцикле, он представлялся мне великаном, но когда слез на землю, оказалось, что росту в нем не больше пяти с половиной футов, грудь как у цыпленка и округлый животик.

— Спички не найдется? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — Зажигалка устроит?

— «Ронсон»?

— Нет, «Зиппо».

Он одобрительно кивнул.

— Рад вас видеть, мистер Най.

— Я тоже, мистер Гуэски. — Болтовня насчет спичек и зажигалок, естественно, включала пароль и ответ. Как видите, пароль был таков, что любой, его услышавший, решил бы, что это случайный разговор двух прохожих. Секретные службы любят такие вот умные штучки.

— Здесь нам разговаривать нельзя, — заявил Гуэски. — Встретимся в Венеции через час.

Я подумал, не сказать ли ему, что я прямо отсюда еду в аэропорт «Марко Поло» и вылетаю назад в Париж. Но, откровенно говоря, мне вдруг стало стыдно. (Человек — единственное существо, чей страх оказаться в смешном положении может превозмочь инстинкт самосохранения.) К тому же со мной ведь ничего особенного пока что не произошло. И я решил подождать и посмотреть, что за план разработал Гуэски. В конце концов, смыться ведь я успею в любой момент, правда?

— Где именно в Венеции? — спросил я.

— Сейчас объясню, — сказал Гуэски. — Пройдете по этой улице, сядете на автобус номер шесть — не в такси, а в автобус! — и поедете по дамбе через лагуну до пьяццале Рома. Там сойдете с автобуса и пойдете пешком до Фондамента делла Кроче, а там сядете на речной трамвай номер один, два, четыре или шесть — не в гондолу, а на речной трамвай! — и он вас довезет до остановки Сан-Сильвестро. Это первая остановка справа после моста Риальто. Вы хорошо знаете Венецию?

— Да.

Гуэски поглядел на меня с сомнением, однако продолжил:

— Вы окажетесь на Фондаменто деи Вино. Вернитесь назад, к мосту Риальто, и на перекрестке Фондаменто с Калле деи Парадизо увидите кафе «Парадизо». Займите столик снаружи, на тротуаре, и ждите меня. Понятно или надо повторить?

— Понятно, я найду это кафе.

Гуэски кивнул, пробормотал «Желаю удачи», и его мотоцикл с ревом умчался прочь. Я же куда спокойнее и тише проследовал к остановке автобуса. Вскоре я уже ехал по дамбе, и Венеция поднималась из волн мне навстречу.

Я не знал, как мне воспринимать Гуэски, и меня это беспокоило. Очень важно было понять, что он за человек. От этого, вполне возможно, зависела моя собственная жизнь.