Как ни странно, мне было довольно нелегко восстановить в памяти случившееся в тот последний день. Такое ощущение, будто мое сознание, по крайней мере какая-то его часть, упорно не желало вспоминать. Эта часть была убеждена, что настоящая моя жизнь началась в то утро, когда я проснулся на Эоне. Если бабочка обладает памятью, то у нее, наверное, такие же представления о личиночной стадии ее жизни. Эон изменил меня — но в чем проявлялась метаморфоза, я бы сказать не взялся. По всем внешним признакам я такой же, каким был на Земле: не лучше и не хуже и уж точно не умней.

По настойчивым просьбам Рутана я сделал грубую реконструкцию предшествовавшего переносу дня. Утром я приехал в офис. Была пятница — обычно этот день недели событиями не богат. В перерыве на ланч я перекусил в мексиканском кафе на Шестой авеню — помнится, взял тако и банку кока-колы.

Потом тянулись рутинные часы в редакции. Я даже не позвонил Долорес — она у себя в Агентстве социального обеспечения взяла отпуск и улетела в Мексику, чтобы выхлопотать какие-то документы для своего дяди, Хуана Хосе.

Забота Долорес о семье достойна всяческих похвал, но меня она как-то мало трогает. Я и слов-то испанских знаю всего ничего. Похоже, со мной Долорес сошлась только в порядке протеста против своего мощного чувства долга к семье и la raza [19] . Ей внушали, что если выходить замуж за anglo, то это должен быть адвокат, который поможет ее родственникам переселиться в Соединенные Штаты. Не исключено, что теперь Долорес и сама так считает, поскольку по роду профессии она встречала немало юристов, как англо, так и эспаньол. В последнее время она как будто охладела ко мне, и я даже подумывал, не прекратить ли наши отношения.

В тот вечер после работы я пошел в «Джейк» и заказал гамбургер, салатик, картошку фри и бутылку пива. Домой вернулся ровно в десять вечера. Посмотрел телевизор, а в полдвенадцатого уже лежал в постели. Заснул почти сразу. А проснулся на Эоне.

Рутана мой рассказ разочаровал. Он явно ожидал услышать драматическую историю, проливающую свет на мое прибытие сюда. Старик засыпал меня вопросами, имеющими целью пробудить, как он выразился, погребенную память, но без малейшего успеха. Мне просто нечего было вспоминать. Даже снов я в ту последнюю ночь не видел.

Но отчего-то мне казалось, что сама банальность того дня и той ночи является ключом к разгадке. Великие события вовсе не обязаны предупреждать о себе. Шекспир не прав, кометы не предвещают гибель королей.

Однажды вечером Рутан посоветовал мне лечь пораньше. Завтрашний день будет важным. По расчетам старика, это предсказанная дата; завтра мы заявим о своем праве на Эон и попросим у наших богов поддержки.

Я кивнул и устроился на своем ложе у стены пещеры. Однако сон долго не шел. Рутан сказал «мы» — он что, и меня подразумевает? Если да, то как это может сказаться на моих отношениях с Айишей? И не означает ли это именно то, чего мне так хочется? Не на птичьих правах жить в пещере, а стать частичкой народа, обрести страну?

Не один час пролежал я без сна на постели из тряпья и листьев, внемля храпу соседей и гадая о том, какие сюрпризы принесет новый день. Я спустил фантазию с цепи, и она носилась как угорелая, забегая в дальние дали. Но ни в одном из своих умопостроений я не допускал того ужаса, что на самом деле поджидал меня в ближайшем будущем.

И вот наступило это завтра — такой же яркий, жаркий день, как и все предыдущие. Сразу после завтрака племя дружно приступило к уборке помещения и чистке личных вещей. Наравне со всеми трудился и я. А потом мужчины под руководством Рутана взялись что-то строить у входа. Они спускались на дно котловины и возвращались с кусками белоснежного кварца и других горных пород — и красных, и синих, и зеленых.

Я предложил свою помощь, но Рутан сказал, что эта работа не для меня. Племя умеет делать священные сооружения, а я не знаю.

С этим пришлось смириться. Хорошо хоть, никто не запрещал мне наблюдать. А когда я сказал, что получается великолепно, это явно понравилось всем.

И ведь я нисколько им не льстил. Камешек к камешку они прилаживали с величайшим тщанием и аккуратностью. Алтарь — или нечто близкое по назначению — рос как статуя, ваяемая искусным мастером. И вот уже готово широкое каменное ложе, а позади него сложная скульптура, в которой сочетаются круги и кресты.

Под конец строители нашли несколько красивых, ослепительно блестящих камней и разложили их по местам, имевшим некое важное значение. Работа была завершена — и в эстетическом плане, и в практическом.

Между тем оба солнца уже клонились к западу. Все племя тщательно умылось и переоблачилось в свежую, ни разу не надеванную одежду из ткани и листьев.

Наконец старик решил, что все готово. Семеро из нас сели в ряд у алтаря. Рутан встал перед ними и заговорил.

Это меня не удивило. Я уже давно понял, что Рутан в племени вроде жреца.