Дождавшись, когда стихнет стрельба, Джокер толчком бросил себя обратно в салон, дал очередь и попал Дитриху точно в лоб. Он избавился от трупа и остался наедине с сокровищами на раненом германском транспортнике, который продолжал терять высоту, хотя уже не так быстро.

Но потеряно было немало. «Дорнье» летел не более чем в пятидесяти футах над гребнями волн и сильно клевал носом. Машине крепко досталось и от истребителей мафии, и от выстрелов, прогремевших на ее борту. Она могла в любой момент развалиться на куски.

Наконец на горизонте Джокер увидел тонкую темную линию. Бразилия! Он почти добрался!

Двигатели работали с перебоями. Самолет скользил по гребням волн, и земля понемногу приближалась. Джокер видел полоску пляжа, а дальше зеленые джунгли. Он быстро проверил свое местоположение. Да, все правильно! Чуть левее — посадочная полоса, она доходит до кромки воды. Но Джокер не знал, сможет ли дотянуть до нее. Он уже был почти в воде, та хлестала внутрь через пробоины. Шасси теперь не выпустить… Посадочная полоса — прямо по курсу. Джокер видел небольшую группу людей, которые махали ему. Среди них блондинка. Он пригляделся. Да, это Петра! Она прилетела! Она ждет его! Как было бы печально, подумал Джокер, преодолеть такое расстояние и погибнуть у самого Рио.

На одной силе воли он заставил самолет поднять нос. Хвост уже вспахивал воду, а затем песок пляжа. Но наконец Джокер посадил «Дорнье» на брюхо на краю взлетно-посадочной полосы.

Он встал, отстегнул ремни. Получилось! Теперь он величайший грабитель века, а может быть, и всех времен! И он в безопасности. И Петра здесь…

Джокер пробежал по изрешеченному пулями салону, распахнул люк, сбросил трап. Когда он спускался, его ослепила вспышка.

Снова открыв глаза, он обнаружил, что лежит на каталке, которую толкает человек в белой одежде.

— Это Рио? — спросил Джокер.

И тут же вспомнил, что не говорит по-португальски. Но волноваться не пришлось, поскольку человек ухмыльнулся и сказал:

— Рио? Хороший сон приснился, да, Джокер?

— Сон? — переспросил Джокер. — Где я?

— Это Аркхемская лечебница для душевнобольных преступников, — сказал человек. — Вы только что прошли очередной сеанс электрошока.

— Я в Аркхемской лечебнице? Как я сюда попал?

— Стараниями Бэтмена, — сказал санитар. — Разве не помните, чем закончилось ваше последнее злодеяние?

— А война?

— Какая война?

— С немцами.

— Сладко же вам спалось, — сказал санитар. — Та война закончилась несколько десятилетий назад.

Джокер все понял. И рассмеялся. Этот ужасный смех, смех безумца, эхом отражался от темных коридоров лечебницы.

Когда Джокера запирали в его одиночной палате, он все еще продолжал хохотать.

Дворец Ванецци на венецианском островке Гвидекка был набит битком. Жемчужина Адриатики принимала ежегодную международную конференцию судебных психологов. Шел второй ее день, и все места в перестроенном венецианском палаццо четырнадцатого века были заняты. В проходах толпился народ, а кое-кто даже пристроился на ступенях, уклоняясь от неодобрительных взглядов распорядителей.

Столь пристальный интерес был необычен для научного мероприятия. Доклады на подобных конференциях обычно бывали скучны, хотя и касались преступлений и психологии. Однако сегодняшнего доклада ждали давно. Было обещано впервые раскрыть подробности революционного опыта по исправлению невменяемых преступников, поставленного профессором Чарльзом Моррисоном из Гарварда и Массачусетского технологического института.

Конечно, такие попытки предпринимались и раньше — без особого успеха. Уникальность данного случая была в том, что речь шла о Клетусе Кэседи, суперзлодее по прозвищу Карнаж [44] .

Знаменитый эксперимент был поставлен Моррисоном чуть больше года назад в калифорнийском городе Санта-Роза. Вокруг его результатов шли жаркие дебаты, и отдельные факты оставались неизвестными даже теперь. Ожидалось, что истинную картину случившегося представит Эдвард Рамакришна, который был помощником Моррисона во время рокового эксперимента.

Покуда ведущий делал обычные объявления, в зале негромко переговаривались, но все притихли, когда он представил доктора Рамакришну.

Тот был невысок, темноволос и смугл. Хрупкого сложения и молодой, он успел приобрести ученую сутулость. Сперва Рамакришна смутился перед аудиторией, но вскоре обрел уверенность, и его вкрадчивый голос, усиленный динамиками, исполнился гипнотической монотонности. Публика завороженно внимала воспоминаниям Рамакришны о днях, когда Чарльз Моррисон ставил свой опыт.

— Болваны! Безмозглые болваны! — С такими словами Моррисон ворвался в их общий с Рамакришной офис. — Совсем обалдели от своего бихевиоризма! И мысли не допускают, что можно поставить грамотный фрейдистский эксперимент!

Моррисон был коротышкой, как и его ассистент, но отличался бочкообразной грудью и понемногу лысел. За очками сверкали цепкие голубые глаза. Гнев на крупном белом лице приблизился к неистовству, когда Моррисон швырнул на стол пачку бумаг.

— Они потешаются над моей теорией!