– Вдвойне хорошо - констатировал старый медвежатник.
– И мы ей глаза не намозолим, и, в случае чего, господа-товарищи милиционеры всласть побегают, ее разыскивая в купеческой Коломне, это им не тишайший Дмитров.

– Вы это о чем?
– спросил Фрол Иванович, не понимающий, о чем говорят его компаньоны.

– А секрета никакого нет - улыбнулся Тихменев.
– Такие комнатенки привлекают внимание милиции в последнюю очередь, поскольку это жилье для скромных, честных людей - не останавливается в таких местах криминальный люд, как-то так повелось.

– За вычетом самых умных - но, таких, как водится, ох, как немного - дополнил разведчика медвежатник.
– Хитровская рвань и босота живет в притонах, фармазоны первого разряда и им подобные, для поддержания барского облика, останавливаются в дорогих гостиницах или вовсе снимают квартиры за бешеные деньги. Вот милиция, вслед за царской полицией, и отслеживает такое жилье.

– А насчет хозяйки - если мы, паче чаяния, все же наследили, то, погоня, хоть и не сразу, дойдет до этого домишки - и, поцелует дверной замок, поскольку нас тут уже не будет, а спрашивать особо и некого.

– Думаете, будет погоня?
– спросил бывший кондуктор.

– Один шанс из тысячи - ответил Сергей Алексеевич.
– Если бы мы вызвали подозрение, то, скрутили бы нас прямиком в Кремле, не став играть в хитрые игры. Теоретически возможно такое сочетание, что одни взялись ремонтировать проводку - а, вторые, не ставя в известность первых, собрались вскрыть сейф; и все это совпало до дня или двух. Вот тогда возможна погоня по нашим следам.

– Куда меньше - возразил Седой.
– Если они столько лет не вспоминали об этом 'медведе', вряд ли они прямо сейчас соберутся его потрошить - это будет, по-научному говоря, натуральный феномен. Судя по всему, там никто и не подозревает о его содержимом, иначе выпотрошили нашего 'косолапого', как повар - щуку. Вспомнить о нем, когда-то вспомнят - вот только будет это через год или пять лет, сказать невозможно. А что им сможет сказать здешняя хозяйка, да и остальные местные, через год?

– Да нас и месяц устроит - пожал плечами разведчик.
– Хозяйка старенькая, подслеповатая, глуховатая, да и памятью, похоже, у нее неважно - так что уже через месяц она не сможет ничего толком рассказать. Содержатель распивочной - да, видел он троих солидных пролетариев с поношенными сумками немалого размера, явно увесистыми. Вряд ли он сможет толком нас описать. Единственная возможная зацепка - это то, что один из монтеров не только почтенных лет, но и с флотским прошлым, поскольку морские байки травил.

– Это я, в смысле?
– напрягся Фрол Иванович.

– Это я к тому, что лучше бы тебе уехать из Москвы - объяснил Тихменев.
– Может быть, всерьез искать и не будут - даже, скорее всего, до этого дело не дойдет - но, так будет лучше всего.

– Бросить все?!
– возмутился бывший кондуктор.

– Зачем бросать? Распродашь потихоньку недвижимое имущество - и, переберешься на новое место. Сделать добротные документы на новую фамилию я тебе помогу - сказал Седой.

– Ладно, это обсудим позже - пресек преждевременную дискуссию Тихменев.
– Сейчас надо разобраться с оценкой и разделом добычи, пока еще светло, чтобы не привлекать внимания к свету в окошке заполночь - тут люди ложатся спать рано, керосин попусту не жгут.

Этим важным делом компания и занялась, не откладывая ее в 'долгий ящик'. Раздел золотых монет труда не составил - все знали свои доли, посчитать аккуратно упакованные монеты труда не составило.

Куда сложнее было с драгоценностями. Нет, и разведчик, и медвежатник, хотя и не были профессиональными ювелирами или геммологами, в силу предыдущего рода деятельности, оценить стоимость ювелирных изделий могли с приемлемой точностью - Седой по понятным причинам, а, Тихменеву, во время спекуляции продуктами, нередко приходилось принимать часть платы в драгоценностях.

Вопрос был в действительной цене. То, что по дореволюционной цене это добро продать невозможно, было понятно даже неискушенному Фролу Ивановичу. Знающим теневую сторону жизни Сергею Алексеевичу с Седым было ясно намного больше - в особенности то, что черный рынок ювелирных изделий и драгоценных камней в Москве не столь уж велик, и, при этом, находится под тщательным присмотром ГПУ и РКМ (рабоче-крестьянская милиция - В.Т.). Соответственно, намечалась преизрядная головная боль - либо надо было продавать драгоценности по одной или две штуки разом, за десятую часть настоящей цены надежным барыгам, либо сдавать по нескольку десятков штук за раз, но, вовсе за бесценок. В обоих случаях риск попасть на глаза агентам угрозыска или чекистам был очень высок - просто постепенная продажа привлекала нездоровое внимание к поставщикам редкого товара со второй-третьей сделки, а, крупная - сразу.

Кроме того, просто было обидно продавать товар за десятую часть цены - а подобран он был очень толково, практически все драгоценности стоили от полутора до двух с половиной тысяч рублей, по дореволюционным ценам. Проще говоря, это были дорогие вещи - дорогие, но не уникальные - так что в той же Европе эти вещи, не находящиеся в розыске, спокойно можно было продать за три четверти настоящей цены, если не за четыре пятых, причем, в такую цену гарантированно входило отсутствие вопросов со стороны покупателей. Вот только таковая негоция была за пределами возможностей Седого, не говоря уже о Фроле Ивановиче.