Ведь, откровенно говоря, в таком сложном, опасном и деликатном деле, как борьба с преступностью, важен не метод, а результат (хотя отдельным неврастеникам вроде муровца Володи Шарапова и бывшего министра юстиции США Роберта Кеннеди важным казался именно метод, вернее, его чистота).

Ваня, понятное дело, сразу пустился в скитания по вокзалам, ночлежкам, притонам и подвалам, слёзно умоляя тамошних обитателей оказать посильную помощь в поисках родного брата, недавно откинувшегося из зоны. При этом он совал всем умело отретушированную фотографию Желвакова, где тот выглядел не пришибленным зэком, а свободным фраером, ещё недавно нюхавшим полевые цветочки.

Кондаков большую часть дня проводил в милицейских дежурках, медвытрезвителях, спецприёмниках и следственных изоляторах, изучая клиентуру, побывавшую там за последние семь-восемь месяцев, а также сравнивал все зарегистрированные случаи карманных краж с аналогичными делами, в своё время инкриминировавшимися Желвакову (копию обвинительного заключения, подробно описывавшего все его художества, Людочка привезла с собой из Москвы).

Цимбаларь, как всегда, избрал путь, может быть, и многообещающий, но чрезвычайно рискованный, сравнимый разве что с легендарным визитом Будённого в расположение белогвардейских войск (отдельные злые языки, правда, утверждают, что будущий красный маршал просто хотел перейти на сторону Деникина, но его неправильно поняли и прогнали вон).

Рыская по местам тусовок приблатнённой публики, Цимбаларь выдавал себя за московского авторитета, явившегося в Питер с целью формирования новой преступной группировки, способной в недалёком будущем потеснить казанскую, тамбовскую, люберецкую и прочую бандитскую братву, порастерявшую свой былой пыл.

В новой роли Цимбаларь был так органичен, что к нему со всех сторон потянулись охотники: бойцы, отбившиеся от своих бригад, отщепенцы, по разным причинам изгнанные воровским сообществом, молодые ребята, ещё только собирающиеся посвятить себя этой весьма достойной профессии.

Цимбаларь дружески беседовал с каждым новобранцем, выясняя их прошлые заслуги, старые связи, круг знакомств. При этом он особенно интересовался пацанами, в своё время тянувшими срок за Уралом. Эти даже получали небольшой аванс.

Объявление, касающееся несуществующего шестопаловского наследства, увидело свет в популярной газете «Невский курьер» (которую благодарные читатели почему-то называли между собой «Невским брехуном»), и следующую ночь Цимбаларю пришлось провести в нежилой квартире, где в ожидании сорокового дня продолжала витать душа опочившей старушки, где скреблись мыши, шуршали тараканы и где всё ещё пахло воском, ладаном, бумажными цветами, сосновыми стружками – короче говоря, смертью.

Следует заметить, что засада была выставлена с ведома местного участкового, который уже и не рад был, что связался с московским визитёром. Да и неудивительно – если участковый всеми фибрами души стремился навести в районе порядок, то Цимбаларь, пусть и неумышленно, нёс с собой диссонанс и хаос.

Миновали уже вторые сутки с того момента, как в поле зрения опергруппы появился Марат Желваков, почти сразу же отождествлённый с мифическим Гладиатором, но интенсивная охота, открытая на него, пока не дала никаких результатов. Ловчая сеть, сотканная стараниями Кондакова, Цимбаларя, Вани и присоединившейся к ним Людочки, раз за разом приносила лишь сор, хлам да пену морскую.

Если какая-то перспективная ниточка и появлялась, то вилась она недолго и всё заканчивалось очередным пшиком. Следовало отдать Желвакову должное – таиться он умел, причём не только от правоохранительных органов, но и от своих собственных сотоварищей по ремеслу… Одним словом – рысь сибирская!

В очередной раз Цимбаларь шёл в засаду без всякого энтузиазма, лишь бы отбыть дохлый номер, им же самим и предложенный (ох, как верна старая русская поговорка «Любой почин наказуем», впоследствии почему-то переделанная на иноземный лад).

Дабы не скучать этой ночью, он захватил с собой бутылку водки, а в дополнение к ней собирался заказать сговорчивую подружку, которая по цене вписалась бы в скромный бюджет опергруппы, а по качеству соответствовала бы чему-то среднему между Настей Волочковой и Шерон Стоун, конечно же, в их лучшие годы.

Близилась полночь, но в щели между шторами пробивался какой-то неестественный, призрачный свет, по отзывам очевидцев, переживших клиническую смерть и побывавших-таки на скорбных берегах Ахерона, напоминавший зловещее сияние, испускаемое плевком сатаны, упавшим в районе Стигийских болот приблизительно пятьсот миллионов лет тому назад.

Сделав соответствующий заказ (к сожалению, все фигуристые блондинки были в разгоне и пришлось выбирать между пухленькой брюнеткой, скорее всего, крашеной, и сухощавой шатенкой) и попутно сбив цену аж на пять баксов, Цимбаларь отправился на поиски пригодной для возлияния посуды. Зная нравы нынешних жриц любви, он собирался до их прибытия хотя бы уполовинить бутылку, чтобы потом вообще не остаться с носом.

Под строгими взглядами иконописных апостолов Цимбаларь ощущал себя немного не в своей тарелке, но это муторное чувство должно было улетучиться где-то после третьей рюмки.