— И объяснить ей, кто я такая? — перебила она его.

«И это тоже», — бросил на нее взгляд Алексей, но вслух сказал другое:

— Почему же? Просто спортсмены в этом заведении на особом положении.

— Настолько, что знают по именам всех официанток? — проводила она улыбкой гордо прошествовавшую мимо официантку Катю. — Забавно: меня здесь никто не знает, но всех интересует, кто я такая и почему пришла с тобой… А знаешь, мне все равно, что они думают. Я буду пить холодное шампанское и нагло улыбаться им в ответ!

— Ну, в таком случае шампанского из холодильника в следующий раз нам точно не видать! — рассмеялся Алексей. — Никакие спортивные заслуги не помогут!

— А разве мы собираемся прийти сюда еще раз? Тогда не буду нагло улыбаться. — Сделав серьезный вид, Тамара поджала губы, но, не удержавшись, прыснула со смеху. — Что-то в этом есть: воровать с клумбы розы и ходить по ресторанам, где спортсмены на особом положении!

Спустя час они покинули относительно прохладное помещение, и Тамара почувствовала, как вместе с обволакивающей после знойного дня духотой шампанское не просто ударило в голову, а затуманило сознание и напрочь разрушило все преграды и условности в общении! Скорее всего с Алексеем творилось то же самое. Держась за руки, они шли по центральной улице города и продолжали шутить и смеяться. Присев на скамейку, Тамара сняла надоевшие туфли и, встав, даже не заметила того момента, когда Алексей обнял ее за талию.

У самого общежития они остановились под огромными кустами акации, которые густой стеной окружали здание, долго целовались, обнимались, снова целовались… Странно, оказалось, этому вовсе не надо было учиться!

Нежные прикосновения кружили голову, а все неприятности, случившиеся накануне, уменьшились до крошечных размеров и незаметно растворились в дурманящем аромате цветущих кустов…

— …Вот она — пляс де ля Конкорд! — Инна воодушевленно обвела рукой открывшуюся перед ними площадь. — Сначала она была посвящена Людовику XV, но во время Французской революции уничтожили все, что здесь находилось, а на месте конной статуи установили гильотину и казнили Людовика XVI, королеву Марию Антуанетту, Дантона, мадам Ролан, Робес Дениа… Лишь спустя годы площадь стала называться площадью Согласия. Кстати, палачи и жертвы Французской революции, злые и добрые правители — все запечатлены в названиях улиц и в памятниках, все словно застыли в примирительном союзе. Но вернемся к площади: в центре — египетский обелиск из Луксора и великолепные фонтаны… Восемь статуй по углам площади — символы главнейших городов Франции.

— А при чем здесь колесо обозрения? — приподняв солнцезащитные очки, удивленно перебила ее Тамара. — Совсем из другой оперы.

— Ты права. Его соорудили не так давно, к миллениуму, и, говорят, скоро уберут. Вечно юная и современная французская нация искусно балансирует между дерзостью новаторства и традицией, между эффектностью зрелища и внутренним смыслом, — улыбнулась Инна. — Вероятно, в Париже кто-то уже проектирует сооружения двадцать второго века, а потому многое тебе здесь покажется странным и несуразным, один Центр Помпиду чего стоит! А Эйфелева башня? Люди до сих пор спорят, снести ее или нет, а она меж тем давно стала символом города!

— Смотри-ка ты! Все как в жизни. Пока другие суетятся, настоящее само завоевывает себе место под солнцем.

Обойдя площадь по периметру, они прошли по тенистой аллее. Сквозь густые ветви деревьев с левой стороны просматривались стены какого-то дворца.

— Здесь берут начало знаменитые Елисейские поля, — продолжила Инна свой рассказ, — место, куда стремятся туристы, где проводятся самые торжественные церемонии. Совершенный образец роскошной улицы девятнадцатого века, а некогда это была скромная лесная дорога. Вот в этой части, до площади Рон-Пуан, в конце теперь уже позапрошлого века знать развлекалась во дворцах и танцевальных павильонах. Слева от тебя Большой и Малый дворцы — Гран-Пале и Пти-Пале, построенные, кстати, чуть позднее, чем Эйфелева башня, ко Всемирной выставке тысяча девятисотого года. Если на протяжении веков что-то разрушалось, то обязательно отстраивалось заново. Парижане не спешат переписать историю своего города в угоду кому-то: была кровавая революция, междоусобная резня, на Елисейских полях в тысяча восемьсот четырнадцатом году гарцевали казаки, а почти полтора века спустя маршировали гитлеровские солдаты. Здесь все бесконечно преданы своему наследию и заботятся о каждом камешке, каждой ступеньке. Учти, что сегодня гуляем только пешком, лишь раз спустимся в метро, — строго заметила она. — Ты готова?

— Готова, — вздохнула Тамара. — Разве у меня есть выбор?

— Вот и замечательно, пошли дальше. Не удивляйся, но скоро вместо элегантных особняков все чаще будут попадаться закусочные и автомобильные салоны. Наша ближайшая цель — площадь Шарля де Голля с ее Триумфальной аркой, и на всякий случай я хочу напомнить тебе смысл слова «перспектива»…

— …Мы с тобой самые замечательные, самые обаятельные, самые красивые, — стоя в холле перед огромным зеркальным экраном, наперебой нахваливали себя Инна с Тамарой.