– Оправдываешь?

– Не знаю. Я люблю Элге и готов ради нее умереть и убить, если понадобится, а матушка любит Ядвигу еще сильнее.

– И ради кого из них ты молчал?! – отчаянный крик Федора всколыхнул тьму.

– Ради матушки. Ради сестры. Ради Элге. Ради себя. Скорее всего, ради себя. – Алексей сжал руку в кулак. Разжал. Снова сжал. Он будто искал противника, чтобы ударить, выместить гнев, но не находил и потому заставлял себя успокоиться.

– Помнишь, с самого начала, когда ты приехал… я про оборотня сказал, а Ядвига начала кричать, будто видела? Некрасиво вышло, но я тогда был не в себе… Она пыталась спасти любовника, поселив его в… в Крепи. Никто не заметил. Мало людей. Слуг мало. Я искал его, а он все время был рядом и твердил ей о любви. Она потом врала, будто он – оборотень.

Федор, стиснув зубы, старался думать о вине. Красном, густом, лишающем памяти и рассудка. Его невеста прятала в доме любовника и врала, врала, врала… Ему все здесь врут. Даже князь.

– Если тебе нужно с кем-нибудь подраться, то я к твоим услугам.

– Проклятие! Ненавижу!

– Она не заслужила ненависти. Она ошиблась. Один раз в жизни. Я виноват, я должен был уследить, уберечь, а вместо этого… Слишком занят был. Ослеп.

– Элге?

– Элге. Я забыл о своем долге перед семьей. Матушка не зря упрекала, вина за все произошедшее целиком лежит на моих плечах, поэтому, если вы, если ты захочешь… получить… сатисфакцию… – Слова давались князю с трудом, но он не собирался отступать. – Я к вашим услугам. Но Ядвига, она всего лишь оступилась. Прости ее. Прости меня. Тебе ведь тоже приходилось оступаться, тот проигрыш – это ведь только ошибка, теперь и ты не повторишь ее. Она тоже не повторит. Она поняла. Вы поможете друг другу. Ты увезешь ее отсюда, а ее деньги откроют тебе дорогу в общество.

– А ты останешься в замке.

Князь несколько минут обдумывал ответ.

– Я бы тоже уехал. Уеду. Если получится.

– Зависит от нее?

– Да.

Больше говорить было не о чем, поэтому просто пили вино, наслаждаясь тишиной и временным забвением. Иногда кажется, будто настоящее счастье именно в забвении.

Мир стал похож на треснувшее блюдо, слишком дорогое, слишком нужное, чтобы выбросить, вот хозяин и пытается склеить две половинки, неумело прикрывая черную трещину свежей краской. Краска врет, будто блюдо цело, но смотрится чуждо и нелепо. Совсем как улыбка на губах Эльжбеты Францевны. Она заботливо интересовалась здоровьем Федора и своей драгоценной доченьки, шутила, пыхтела призрачным гневом на Элге и очень правдоподобно расстроилась, когда Федор отказался переселяться в спальню старого князя. Ядвига же с радостью заняла спальню княгини, но Луковскому было противно. Да в старой комнате гораздо, гораздо привычнее.

Алексей, в кои-то веки позабыв про Элге, не отходил от сестры ни на шаг. Ядвигу же подобная забота лишь расстраивала. На любое слово, на любую попытку пошутить она отвечала потоками слез, и князь пристыженно отползал. Дело закончилось тем, что Алексей вообще перестал являться к ужину. Жаль. Теперь даже напиться было не с кем.

Уехать бы. Но Алексей попросил подождать до свадьбы. Его с Элге свадьбы. Федор сам себе боялся признаться, что завидует князю. Его невеста – настоящая. Дикая и смешная, наивная и задумчивая, она – отражение Урганских топей, не тех мрачных болот, которые предстали перед глазами графа, а настоящей живой равнины, цветущей и радующейся весне да солнцу. Элге ни за что не обманет своего мужа. Ее клятвы, пусть и не совсем добровольные, навек привяжут девушку-птицу к князю. А он уж сумеет правильно распорядиться сокровищем.

– Когда мы уедем? – поинтересовалась Ядвига. В голубых глазах, которые когда-то казались Федору прекрасными, застыло равнодушие и… пожалуй, ненависть. К счастью, чувство сие не имело отношения к нему. Ядвига ненавидела болота, Крепь и уютное существование за ее стенами. Она жаждала вырваться отсюда с той же непонятной страстью, с которой Алексей добивался Элге.

Брат и сестра. Дети болот.

– Так когда же? – раздраженно повторила вопрос супруга.

– Скоро, – пообещал Федор. До свадьбы Алексея оставалось несколько дней. Если выехать сразу, они как раз успеют в столицу к Рождеству. Ядвиге понравится – хохот, шум, веселье на улицах, огни и ряженые, балы и маскарады… Да, ей понравится.

– Вы же не собираетесь присутствовать на… – она запнулась и раздраженно посмотрела на Элге. – Не собираетесь потакать безумству моего брата?

Надо же, и она заговорила о безумстве. Еще недавно Федор с готовностью согласился бы с женой, однако сейчас его симпатии находились на стороне князя. Пусть хотя бы у него получится.

– Я не желаю… – заныла Ядвига, но Луковскому недосуг было слушать ее стенания.

– Дорогая моя супруга, к сожалению или к счастью, но я дал слово и не намерен отступить от него. Более того, я с радостью выступлю в качестве посаженого отца Элге. Что касается вашего брата, драгоценная Ядвига, то я считаю, Алексей вполне разумен.

Ядвига вспыхнула, замолчала, наливаясь обидой, точно яблоко зрелостью. Ее губы дрожали, а в глазах предупреждающе засверкали первые слезинки. О, нет, только не это, Федор терпеть не мог женских слез.