— Странно, как ты не понимаешь? — пожала плечиками Лиля. — Он же зеленый.

— Какие ты глупости говоришь! При чем тут цвет? И вообще, не говори слов, которых ты не понимаешь…

— Но — по-своему, конечно, — Лиля слово «вредитель» понимала отлично. В ящичке с красками есть зеленая краска. Раз, раскрашивая картинку, Лиля взяла в рот кисточку с зеленой краской. Мама страшно испугалась.

— Выплюнь!.. Плюй, плюй скорей! — закричала она, и когда перепуганная Лиля проделала всё, что от нее требовалось, мама даже нашлепала дочку, приговаривая:

— Помни, зеленая краска вредная, зеленая краска вредная зеленая краска вредная!.. Клеточку в рот нельзя брать, нельзя брать, нельзя брать!

Стало быть, совершенно ясно: раз зеленая краска вредная, то и человек в зеленом тоже вредный человек. А вредный человек и есть вредитель. Странно, как мама не понимает таких пустяков?

Но как всё это объяснить, рассказать? На это и слов-то у шестилетней Лили не хватит. И девочка только пыхтит, стараясь повыше прицепить зеленого гномика:

— Чтобы он никому не вредил, вредный вредитель: ни заиньке, ни фее с крылышками, как у стрекозы.

Потом пришел папа.

II

Папа у Лили был молодой, красивый, со светлой бородкой. Ходит папа в серой толстовке с кармашками. Он такой сильный, что поднимает не только ее, маленькую, но и маму.

Папа пришел веселый, бросил портфель на кровать, поцеловал маму. Лиля пищала: «Меня первую, меня!» — поцеловал Лилю; потом сели за стол. Гудел примус. Шипели в кастрюле разогреваемые котлеты, плевался чайник.

Стали ужинать.

Лиля спрашивала, вертелась на стуле:

— А когда мы зажгем елку? А когда Новый год? Сегодня?

— Не зажгем, а зажжем, — поправила мама. — Зажжем елку завтра. Завтра канун Нового года.

— А почему завтра, а не сегодня?

— Потому…

— A-а! Потому что еще в кооперативе нет свечечек! — вдруг радостно догадалась девочка.

— Да. Кушай котлетку…

Лиля заметила, что у мамы стало некрасивое лицо. Такое лицо у нее бывает, когда она, Лиля, болеет или когда у папы неприятности по службе. Или еще когда в доме нет сахару или еще чего-нибудь. Тогда личико у мамы не такое уж красивое, немножко старое.

— Мама! — строго кричит Лиля. — Сейчас же расправь складочки на лобике. Не смей лобик намарщивать. Слышишь? Тебя дочка в угол поставит.

И папе:

— Мамочку расстроила противная тетка Сборовская. Она напугала маму вредителями. Я сейчас накажу своего вредителя…

Лиля соскакивает со стула, подбегает к елочке, срывает с ветки зеленого гномика и начинает давать ему шлепки. Папа хохочет так, что слышно, наверно, во всей квартире. Улыбается и мама. И вдруг роняет голову на стол, и ее плечи начинают вздрагивать.

III

Лилю, умытую на ночь, укладывают в кроватку. Мама и папа еще сидят за столом. Папа пьет чай.

— Четвертый стакан папа пьет, — сонным голосом говорит Лиля и закрывает глазки. — Сколько сахару идет! Прямо ужас

Обыкновенно девочка засыпает сразу. Но сейчас сон не идет к девочке. Сердечко ее чувствует что-то недоброе, нависшее над их комнатой. Это недоброе связано с каверзами вредных вредителей, зеленых человечков. «Паршивые! — сердито шепчет девочка. — Я вам дам!» Лиля надувает губки. Губки надуваются и надувают пузырь из слюнок. Пузырь лопается. На подушке мокро. Лиля поднимает головку. Мама и папа сидят за столом и шепчутся. Лампа с одной стороны прикрыта пришпиленным к абажуру куском синей бумаги — чтобы свет не беспокоил дочку.

— Всё шепчетесь, — говорит девочка. — Какие неугомонные!

— Спи, спи!..

Но уж Лилина головка снова упала на подушку. Лиля спит. Влажные губки открыты, чуть белеют за ними зубки. Мать подходит, поправляет одеяло. Возвращается. Говорит:

— А что с ней будет? Что будет с ней? Господи!

IV

— Так стало быть, оба директора арестованы? — И Николай Иванович задумывается. — Странно! В цехе ничего не было известно. Говорили лишь, что Рихарда, немца, куда-то срочно вызвали. Еще кого?

— Инженера Лялина из литейного цеха, техника Строганова, чертежника Куксина. Еще кого-то… забыла, — голубые глаза Агнии Петровны потемнели от страха. — Сборовская говорит. Лялину с обыском пришли, когда уже темнело, аса два Альбомы, письма, даже открытки забрали…

Женщина умолкает. По неподвижным щекам скатываются слезы, как капли дождя по оконному стеклу.

— Чего ты?

Николай Иванович кладет свою большую ладонь на маленькую, сухонькую ручку жены. От этой ласки сердце женщины сжимается мучительно: потерять, потерять навсегда такого хорошего, любимого! Голова склоняется к столу, плечи начинают вздрагивать.