Наслаждений, боли жажду,

Я теперь уже бессмертен.

Разворачиваю флаг,

Снова я один, поверьте.*

(Muse — Black black heart)

Хочешь как лучше, а на деле выходит как всегда. Причем это «как всегда» вечно оказывается наихудшим вариантом из всех. Из раза в раз одно и то же, но почему-то на ошибках учиться не получается. Хотя стоило бы.

Аня никогда бы не подумала, что ей может быть настолько паршиво. Так, что живот скручивало и выворачивало наизнанку, а в голове будто бы исполняли органный концерт. И с каждым днем, вопреки известному высказыванию, становилось только хуже. «Как можно было так обложаться?» — девушка задавала себе этот вопрос уже в миллионный раз, и в миллионный раз ответа не находилось.

А что, собственно, произошло?

Да ничего особенного, кроме того, что она в очередной раз предала человека, который верил в нее больше всех остальных. И единственный, кому верила она. Только этот раз был точно последним. Казалось бы, все, теперь Аня свободна от всего — от обязательств, от каких-то чувств, от оков отношений… Но сейчас поговорка «нет человека — нет проблемы» как-то не работала. Точнее, имела обратный эффект. Проблем прибавилось в разы. Аня не могла есть. В прямом смысле — любая пища стремилась как можно скорее покинуть желудок девушки, словно там ей было не место. Нежелание организма принимать калории выливалось в итоге в нечастые, но продолжительные обмороки. А это, в свою очередь, сказывалось на успеваемости. Экзамены, до этого приближающиеся со скоростью улитки, теперь гепардом неслись навстречу девушке, а времени не хватало ни на что, кроме душевных терзаний и самобичевания. Как так вышло, что весь смысл существования сосредоточился в одном человеке? Вернее сказать, в его отсутствии.

Димы больше не было в ее жизни. Аня сама вписала его имя в список аутсайдеров, а он не особо этому сопротивлялся. В последнее время так вообще имел привычку делать из девушки пустое место, ни взглядом, ни, тем более, словом не подтвердив обратное. Поначалу ее это устраивало — еще бы, она ведь сама так этого хотела. Вынуждена была хотеть. Но сейчас чувствовала невыносимую ломку, что железными цепями сковывала больное сердце.

Аня чувствовала, что потихоньку испаряется. Становится прозрачной, невидимой, невесомой. Ей и хотелось стать такой, хотелось, чтобы ее не замечали, оставили в покое. Она больше не чувствовала себя человеком. Не чувствовала, что живет.

За прошедшие пару недель Аня выплакала, казалось, все слезы. Больше ни единой капли не должно было остаться… Но стабильно каждую ночь она задыхалась соленой влагой, пряча лицо в подушку, чтобы не разбудить соседок. Девочки все равно просыпались, и, не в состоянии чем-либо помочь, просто сидели рядом, изредка говоря бодрящие слова, которые Аня не слышала из-за безудержных рыданий. В кого она превратилась? Как можно было скатиться до такого? Она не плакала, когда узнала о смерти родителей; не проронила ни единой слезинки на похоронах брата; спокойно приняла самоубийство Саши. А теперь все накопившиеся за это время слезы лились рекой из опухших красных глаз, как из прорвавшейся дамбы. И из-за чего? Собственная глупость была виной всему.

Когда Аня приняла самое сложное для себя решение, она не думала, что будет так убийственно тяжело справляться с его последствиями. Что она будет укорять себя снова и снова за то, что вновь причинила ему боль. Что, в конце концов, начнет сомневаться в правильности выбора. Она думала, что сможет забыть все. И его, и все, что было между ними. У нее же это не в первый раз. Она же не глупая, ослепленная любовью девочка, для которой каждое расставание приравнивается к концу света. Сколько раз ее бросали, и сколько раз бросала она? Горечи хватало на пару часов, а потом все же гордость брала свое, и Аня вновь окуналась с головой в жизнь с расправленной спиной и плотно сжатыми губами, глотая все обиды. Сейчас же она не могла забыть. И не хотела. Ждала с нетерпением ночи, когда можно будет заснуть и хотя бы во сне увидеть его таким, каким он больше никогда для нее не будет. И пусть эти сны заканчивались истерикой и мокрой подушкой, они были для Ани возможностью вернуться в тогда.

Почему ей так его не хватало? Она ведь так старалась не подпускать его к себе, долго сопротивлялась, не отвечая взаимностью. Почему сейчас так херово?

Дима с легкостью принял их расставание. По крайней мере, это можно было сказать по его виду. Он вел себя, как прежде. Стал больше общаться с другими девушками. Намного больше. Только вот Ани для него больше не существовало. Он старательно избегал любых контактов с ней. В столовой не появлялся, а если и появлялся, то демонстративно усаживался за стол к Кириллу и его многочисленным подружкам. На уроках Аня сама садилась за первые парты, чтобы не видеть. Его; ту, с кем он сидел; самодовольную ухмылку Морозова, который наверняка уже обо всем знал; сочувствующие взгляды подруг. Почему-то Света с Софи считали, что инициатором расставания был Дима, и винили во всем его. «Неужели он никому ничего не сказал? Не рассказал, какая я сука и последняя тварь?» Аня не понимала. У него был такой шанс доказать всем ее ничтожность, а он просто закрывал глаза на то, что за спиной его считают виновником всего.

— Давай я поговорю с ним, — умоляла Аню Софи после очередной ее истерики.

— Нет, — севшим голосом отрезала девушка, пустым взглядом смотря перед собой.

— Посмотри на себя. От тебя же ничего не осталось. Так нельзя, Аня.

— Со мной все нормально.

— Ты врешь сама себе. Я хочу помочь.

— Нет, — снова противилась Аня, и все возвращалось к началу.

Это был лабиринт. Однажды попав, больше не найдешь выхода, и будешь вечно метаться от одной колючей стены к другой, натыкаясь на шипы, крича от боли и несправедливости, но никто тебя не услышит. Ты один в этом лабиринте страданий, и рано или поздно одиночество тебя погубит, обглодает до костей, как дикий зверь, и выбросит никому не нужный скелет в ближайшую канаву, где ты останешься гнить до тех пор, пока не превратишься в пыль и не испаришься с ветром.

***

— Синицын, Вы не можете решить даже такое простое уравнение. А это, между прочим, программа девятого класса!

Обухова была в своем репертуаре, мучая бедолагу Петю у доски. Парень уже был красный, как помидор, и неловко переминался с ноги на ногу, мусоля в пухлых руках кусочек мела. Из всего класса у него было, наверное, самое тяжелое положение с оценками по математике. Даже Аня на его фоне казалась гением алгебры, что, впрочем, не помешало ей схлопотать пару «двоек» за последние тесты. Но девушке было все равно. Гораздо больше ее волновало то, что у Марго оценки в последнее время заметно улучшились. И Аня знала, кто этому поспособствовал. Брюнетка не видела, однако была уверена, что Дима сидит с Королевой. По крайней мере, смех Марго до нее доносился очень отчетливо. Аня не была мстительной, но сейчас ей захотелось, чтобы Обухова выгнала Александрову из класса. Будет знать.